Флавиенна
Слежку за собой я заметила сразу. Худощавый высокий парень, и на худом лице – нос с горбинкой. С горбинкой? Не тот ли самый?
На всякий случай я пропетляла по городу, чтобы проверить, не померещилось ли мне. Куда там! Он шел за мной как приклеенный.
А вот это уже непонятно.
Или он полный неумеха, или решил не столько следить за мной, сколько действовать мне на нервы.
Я свернула в переулок, и юркнула в ателье госпожи Нормэ. Тип застрял перед витриной и принялся с вожделением разглядывать женские шляпки. Соломенная с алыми маками его просто очаровала.
Отлично. С госпожой Нормэ у меня давняя договоренность: одна из кабинок для примерки имеет выход через черный ход на другую сторону улицы. А выбежав на улицу, уже в другой шляпке и другом плаще, в черных очках, я вернулась к ателье с другой стороны улицы, и решила проследить за негодяем сама…
Его не было.
Зато дверь ателье была распахнута настежь. Дурной знак. Войдя внутрь, я обнаружила рыдающую модистку, забившуюся в угол с выражением ужаса на лице.
– Что случилось?! – кинулась к ней я.
Случилась, собственно, простая вещь. Поскольку мое отсутствие затянулось, детина решил наведаться в ателье. Отодвинув шторку примерочной кабинки, в которой я скрылась, и, не обнаружив в ней меня, он схватил бедную модистку за шею, и потребовал объяснить, куда я делась. Модистка, рыдая от страха, объяснила, куда. Он кинулся следом за мной, но меня на той улице уже не было…
Когда я вышла из ателье на улицу, я была зла, как черт. А когда я зла, то почему-то начинает хмуриться небо, и поднимается противный колючий ветер.
Я села в вызванное такси, и приказала ехать домой. Когда мы подъезжали к дому, ветер был уже почти ураганный, а дождь лил как из ведра…
Ночью, лежа на диванчике в потайном чулане с пистолетом под подушкой, я поджидала визитеров. Кстати, о чулане.
Этот чуланчик в квартирке мадам Леру я оценила сразу как очень полезную вещь; втащила туда купленный на барахолке диван, а саму дверь замаскировала ковриком так, что не сразу и поймешь, что под ковром что-то есть, кроме стены. Теперь это пригодилось.
Заодно я размышляла над тем, что это за свора дуболомов свалилась на мою голову. По словам Ланкрэ, драться они умеют великолепно. Судя по всему, это какие-то профессиональные громилы. Но ни искать нужные предметы, ни грамотно вести слежку они не умеют совершенно. Кто же они и кто их нанял? Или они сами по себе?
Ночь, если ты проводишь ее без сна, присылает самые нелегкие воспоминания, и я вспоминала сиротский приют, в который попала после гибели своих родителей – мне было года четыре, или чуть больше, когда я осиротела. Ох, и дразнили же меня там! Единственная отрада была – забиться в уголок и мысленно звать маму и папу… А теперь, по прошествии стольких лет, я спрашиваю себя… Что я помню о них, о своих маме и папе? Да почти ничего. Съемная квартира, в которой мы жили, была вскоре занята другими людьми, и все вещи, которые у нас были, они, вероятно, выбросили… Мои попытки разыскать хоть какую-то информацию о родителях ни к чему не привели.
