Она поставила стакан на подставку и легла так, что ее голова оказалась на коленях отца.
– О чём ты хотела со мной поговорить?
– О Вас с мамой.
Лэндон погладил дочь по волосам и промолчал. Но карие глаза вопрошающе на него смотрели.
– Чего ты хочешь от меня, Эдера? Я сделал всё возможное, чтобы Клара ко мне вернулась.
– Нет, не всё. И нет, не сделал. Эдуардо хочет, чтобы я называла его отцом. Ты что позволишь?
– Это не мне решать, а тебе.
– То есть ты не против, если я стану его дочерью?
– Ты не станешь его дочерью, потому что ты моя дочь. А что касается Клары, то, к сожалению, она любит его.
– Она любит тебя, пап! – запротестовала девушка. – Просто она хочет, чтобы за нее боролись, а ты не предпринимаешь никаких попыток! Ей нужно знать, что ты хочешь ее вернуть.
– Моя работа не позволяет мне надолго уезжать в Испанию.
Эдера привстала на локтях и села.
– Ты получил Нобелевскую премию в области медицины еще в прошлом году! Что еще тебе нужно от этой чертовой работы? – воскликнула она и убежала наверх.
– Признание всего мира, – прошептал Грир ей вслед, – и прощение…
Во время реконструктивной операции на носу пациентки, она вдруг перестала дышать. Ассистент Грира побелел от страха.
– Что делать? – еле дыша, спросил он.
– Реанимировать! – крикнул хирург. – Позови сюда Уотсона! У тебя руки дрожат.
Три года назад до этого Лэндон еще не был так известен и работал в Центральном госпитале и в ожоговом центре на полставки. О Клинике пластической хирургии на Харли-стрит в окрестности Мэрилебон он тогда и не мечтал. Но уже в тот период слыл успешным врачом в своих кругах и пользовался уважением коллег.
После одной из самых тяжелых серий операций в его жизни, которую он провел в обычном ожоговом центре, его и позвал к себе основатель этой крупной Клиники пластической хирургии в Лэндоне «Dr Flebont Surgery Clinic» – Armand Flebont.
Грир провел тогда буквально ювелирную работу по восстановлению кожных покровов пациентки из Средней Азии. Сперва с лица пришлось практически полностью снять ранее пересаженную в Казахстане кожу и сделать новую – из кожи с внутренней части плеча. И с плеча же пересадили кожу на лоб, вместо той, что ей раньше пересадили в госпитале, поскольку та была жесткой, сухой, постоянно трескалась и воспалялась.
После этой операции неприятные ощущения оставались: тянуло виски, кожа побаливала. «Но боль в ее ситуации – это уже хорошо», – как говорил тогда Лэндон. Повязку не снимали 7 дней, в течение которых пациентка находилась в госпитале. Когда он снял повязку, оказалось, что прижилось 85 % тканей. Таких результатов не достигали даже опытные хирурги, не то, что 30-летний новобранец. «Дело в том, – объяснял потом Грир, – что пластические хирурги работают не так, как ожоговые. Материал для пересадки берется гораздо глубже, так, что впоследствии он и ведет себя как нормальная кожа. Теперь лоб пациентки потеет, работают поры, и он мягкий без рубцов».
Доктор Флебон в тот период пристально следил за карьерой выходца из Имперского колледжа. Он давно уже хотел сотрудничать с молодым талантливым врачом и предложить ему работу в своей клинике. Перед этим до него дошли слухи, непосредственно связанные с Дилэйни Спуур, о неуемном тщеславии и амбициях Лэндона Грира. Именно это и оживило интерес успешного хирурга к молодому карьеристу, ведь он сам был таким в юности.
