И мы пошли на свои рабочие места. Кто с каким настроением – дело другое.
Уже ночью, дома, я сняла с полки изрядно потрепанную книгу «100 опер» 1964 года издания. Изучала ее до утра – естественно, под определенным ракурсом. Ни один из Женечкиных доводов не подтвердился. И уж совсем непонятным для меня осталось то, кто мог быть проституткой в опере Жиганова «Муса Джалиль»…
– Ну какой из тебя пенсионер?! Не выдумывай!
Я говорила эти слова мужу по нескольку раз в день, но взбодрить его все равно не удавалось. За свою жизнь я не раз наблюдала, как мужчины тухнут и начинают сдавать, даже заболевать после наступления сакраментального пенсионного возраста. Особенно это относилось к кадровым военным – настоящая трагедия. А сейчас, когда в стране крутится полный хаос и беспредел, именуемые перестройкой, военное министерство издало и вовсе убийственный, а главное, до невозможности глупый приказ – отправлять в запас офицеров, достигших сорокапятилетнего возраста.
Муж прекрасно понимал, что никуда ему не пристроиться, ибо никакой особой специальности после окончания Высшего общевойскового командного училища им. Кирова у него нет. Умеет красиво под козырек брать и носок тянуть – куда с такими навыками идти? Разве что в охранную фирму… Их сейчас развелось немерено, оно и удивления не вызывает: вокруг бандюги, ну и охраняются друг от друга. Только этот фокус муж испробовал с самого начала – понеслась круговерть! Работа охранником оказалась цикличным мероприятием. Счастливый муж приносил домой деньги, по-прежнему чувствуя себя добытчиком, месяц, второй… Потом его начинала разъедать изнутри мысль о том, что он, здоровый, молодой и неглупый мужик, бегает в холуях. Чувствовать себя ночным сторожем было совсем некомфортно, и он увольнялся. Лежал на диване, пил горькую и грыз себя. Догрызал до основания и опять устраивался непонятно что охранять, и начиналось все сначала. В те периоды, когда он сидел, а вернее лежал, дома, его раздражало все вокруг, я – в первую очередь. Выяснилось, что я не так варю борщ, не так жарю мясо, то есть не устраивало то, что в предыдущие двадцать лет казалось нормальным. Если б у нас были дети, он бы отрывался на них, но жизнь сложилась так, что жили сначала для себя, а когда захотели для кого-то, было поздно – поезд ушел.
Я делала вид, что у нас полный ажур, и подбадривала мужа, как могла. Сейчас он в очередной раз находился в страданиях и без работы, а я порхала вокруг, стараясь изо всех сил повысить его самооценку. Получалось не очень, хотя навык за годы семейной жизни у меня был выработан. Во-первых, муж был ценен для меня сам по себе: если он был удостоен моего избрания, значит он самый лучший, самый необыкновенный, в общем, самый-самый. А во-вторых, у меня никого, кроме него, не было. То есть, конечно, была сестра-близнец, но это ничего ровным счетом не значило. Как в старом анекдоте: «Дуюспик инглишь? Иес, ай ду, а фиг ли толку!». Вот и у меня – «фиг ли толку»… Сестрица сразу после окончания института вылетела белым лебедем замуж за норвежца и укатила с ним город-герой Берген, где до сих пор и проживает. Теперь она фру Ньюквист и звонит мне два раза в год – на рождество и день рождения. Ее детей, как и мы, девочек-близнецов, я знаю только по фотографиям. Мы никогда не ругались, но и не дружили. Просто в моей жизни есть факт под названием «сестра».
