Из мешка, потревоженного монахом, вылез землистого цвета рак, апатично пошевелил усищами и свалился в гущу пиявцев, прищёлкивая клешнями. Пиявцы потянулись к нежданной добыче, но тут же отпрянули прочь. Рак, освоившись на новом «дне», деловито пополз в их сторону.
– Ишь, какая еда попалась! И в бою пригодна, ты глянь, Ван-Свитт!
– Оголодал усатый, – пожалел бедолагу монах, так и болтаясь вниз головой. – Раки обычно кормятся зеленью, в смысле, растительной пищей, разными хвощами и листьями.
– Чушь, – не проникся Даждьбор, продолжая работать мечом и молотом. – Раки червями питаются. Ну и падалью, гнилью всяческой. Говорят же про трупы, мол, раков кормить…
– Сзади! – крикнул ему Истерро. – Там червь огромный, Даждьбор, берегись! – монах попытался указать рукой и обнаружил в сведённых пальцах лук и колчан со стрелами, тронутыми серебром.
Много сил потратил наставник Тверк, душу вывернул, истрепал терпение, но вбил в голову, в тело ученика: сам погибни, а лук не вырони! Руки-ноги сломай, шею сверни, может, новые отрастут. А вот стрелы в походе по счёту, и каждая – спасённая жизнь! Не отобранная, дурень, тут иная ставка: жизнь друга, сбережённая метким выстрелом.
Истерро припомнил Алер, себя, стреляющего по серым теням. Но это случилось в прошлой жизни, возле иной реки. Отныне он на другом берегу, Белый Бабник, недостойный служитель Храма. И душа переполнена новой верой, с которой не страшно жить.
В сердце отозвались слова Сольбери, заслонившего собой насмешника Гварка: ради него отрекаюсь от Света!
Истерро перехватил поудобнее лук, придержал подбородком колчан. Загудела тетива, взвизгнула стрела. Червь, успевший присосаться к Даждьбору, выгрызая кусок потной плоти, отпрянул, издал тихий звук, будто сдувался бычий пузырь, закрутился на месте, давя пиявцев. Краткий присвист меча располовинил гада, утихомирил в склизком песке.
– Вот тварюга! – вздохнул Даждьбор, непонятно, к кому обращаясь. И добавил, глядя пиявцу в пасть, состоящую сплошь из зубов и присосок, щедро заляпанных алым: – Ну спасибо, уважил, сочтёмся.
Кровь текла по могучей руке, нехорошая, густая, как патока.
Яд прожигал тело варвара, отнимая силу и волю.
Впрочем, об этом Истерро не думал. Он бурчал, перебирая ногами по балке, сам красный, что буряк сиволапых, после долгого висения вниз головой:
– Выведет он меня, герой! Вывел один такой! Забыл про дисциплину, полковник? Фух, вот они. Даждьбор, лови!
Вынутый из голенища нож с треском вспорол плащ Альбина Врана, и раки посыпались вниз, скрипучим усатым комком. Даждьбор ухватил, сколько смог, принялся метать в настырных пиявцев, успевших вырасти в крупных змей. Остальные членистоногие расползлись с потрясающей скоростью, норовя ухватить клешнями глянцевые тёмные тушки.
А вдогонку ракам с еле слышным звоном летела яркая серебристая пыль из коробочки, данной Викардом.
– Серебришко на мелочишко! – процитировал Истерро безумного Стейси. – Будем жить со звоном, господа мрази, сколько нам ссудит Седая Дева.
Ближе к рассвету утомлённые воины стали собираться в кузне.
Земляной пол, заляпанный червяками, решили прижечь огнём. Целькона так впечатлили пиявцы, что монстр едва не спалил всю кузницу, не деля тех, кто в ней, на своих и чужих.
Стейси Ван-Свитт вздыхал и охал, глядя на потоптанных в сваре раков:
– Не сберёг, злыдень, ох, не сберёг!
– Сберёг! – огрызнулся Даждьбор, тычком отгоняя мразя от Бабника, колдовавшего над распухшей рукой. – Новых налови, жрать охота!
