Саша слышал «Вы мне поможете?» от многодетных женщин, которым отрезали газ, от заключенных, которых после срока за кражу выпускали на свободу без обеих почек, от отчаявшихся истребовать алименты, добиться усыновления, дождаться очереди на законное жилье. Десять лет назад он отвечал «какой ужас, конечно», пять лет назад – «я посмотрю что можно сделать и перезвоню». Сейчас он вдохнул и быстро ответил:
– Нет.
Они постояли еще некоторое время, глядя друг на друга через прилавок, и Саша ушел. Валерина машина ждала его под знаком «парковка запрещена». С глубоким вздохом Саша сел на пассажирское место.
– Заедем ко мне за вещами. Кажется, я у вас еще долго буду пропадать.
Валера отчего-то ухмыльнулся. Город отмотали назад будто в замедленной съемке: час пик, пробки. По дороге Валера рассказывал, как в прошлом году Гамлет и Рафаэль, злые соседи хозяина, владельцы ближайших к землям КФХ полей, перекопали дорогу к посевам кукурузы: «Я спрашиваю: как же у них получилось? Это же тяжело – бетон копать!» Ахин не поддерживал разговор, а когда городские огни закончились, стал смотреть на звезды. Прямо над ними медленно поворачивался ковш Малой Медведицы.
Вернулся в свою келью он в полной темноте. Сквозь приоткрытый на проветривание стеклопакет доносились трубно-потусторонние звуки коровника. Поставил походную сумку на кровать, достал из нее и убрал в шкаф стопку чистых рубашек, маек, трусов и носков. Вынул по одному и расставил с равными промежутками на столе флаконы с пеной для бритья, средством после бритья, шампунем и приторным Деметером «Черный русский». Пока Саши не было, кто-то исполнил его просьбу: принес и поставил в углу таз с кувшином для умывания. Теперь комната окончательно перестала отличаться от дома-музея интеллигентного бездельника XIX века.
– Твою мать, полотенце забыл, – всплеснул руками Саша, когда вещей в сумке не осталось.
С середины дня он испытывал острую потребность упасть на постель одетым и зарыдать, и теперь получил формальный повод. Он лишь задумался, разуться ли ему, прежде чем осуществить желаемое, или завалиться в постель в ботинках, как это делали в фильмах о об эпохе, когда приличные люди мылись в тазах. Его раздумья прервал стук в дверь. Не успел Саша разрешить, как в комнату вошла плотная круглолицая женщина с монобровью, в платке вроде хиджаба, но повязанном нестрого – так, что надо лбом были видны смятые пряди волос.
– Будете ужинать? – спросила она. – Я принесу.
«А вот и прислуга», – подумал Саша.
– Хорошо. Только имейте в виду, мне без соли. Я не ем соль. И майонез. И жирную свинину. Хотя вы и сами-то, наверное… Временно воздерживаюсь от фасоли. Еще я не люблю лук, но если положите – ладно, не страшно. Главное – чтобы не было соли.
Женщина озабоченно покачала головой.
– Рыбу-то вы едите?
– Хорошо, пусть будет рыба… А кофе у вас есть? Только не растворимый! – с ноткой паники в голосе спросил Саша.
– Я сварю, – постаралась успокоить женщина.
– Нет! Не сейчас! Утром. И молоко, для кофе мне обязательно нужно молоко!
Саша сам не понимал, отчего разволновался. Возможно, он слишком любил свою бережно обустроенную взрослую гастрономическую жизнь с тайной картой кафе вокруг судов, с баночками спортивного питания, с врачующим душу капуччино без сахара. Здесь, на краю света, где нет ни ресторанов, ни супермаркета, он стал беззащитен как в детстве, где перед ним ставили тарелку томатного супа с консервами, и это не обсуждалось. Саша дрожащей ложкой водил в противной пахучей жиже, вылавливал оттуда кильку с растопыренными плавниками и долго смотрел ей в глаза.
