Она надеялась, что сын захочет узнать, отчего же она про все позабыла, но он только спросил:
– Как она, мама?
– Уилл, ты же знаешь, я ее раньше не видела, а так, что же, хорошая девушка, воспитанная. Очень она мне по сердцу пришлась, и было отчего!
Уилл удивленно взглянул на мать. Она всегда стеснялась чужих, а тут после первой же встречи такое признание! Хотя чему удивляться? Разве есть на свете человек, который, увидев Сьюзен, не полюбил бы ее? Поэтому он опять ни о чем не спросил, и бедной матери пришлось набраться смелости для новой попытки свернуть разговор на желанный предмет – знать бы только, с какого конца зайти!
– Уилл! – сказала она (скорее – выпалила, отчаявшись исподволь подвести к тому, о чем ей так хотелось рассказать). – Я поведала ей все как на духу.
– Мама! Ты меня погубила! – Он вскочил на ноги и застыл перед ней с побелевшим от страха лицом.
– Нет же, нет, сынок ты мой дорогой, не гляди на меня так испуганно, ничего я тебя не погубила! – воскликнула она, положив ладони ему на плечи и ласково заглядывая ему в лицо. – Она не из тех, кто глух к материнскому горю. Нет, сынок, она сама доброта. Такая не осудит и не оттолкнет оступившегося. Она чтит не букву, но дух Святого Евангелия. Не робей, Уилл, ты своего добьешься – я хорошенько следила за ней и знаю, что говорю, хотя женщине не пристало выдавать тайну другой женщины. Сядь, сынок, а то вон побелел как полотно.
Он сел. Мать придвинула табуретку и уселась у его ног.
– Значит, ты рассказала ей о Лиззи? – сипло спросил он.
– Рассказала, все рассказала, и она горько плакала над моей бедой и сокрушалась, что бес попутал мою бедную девочку. А потом лицо ее вдруг просветлело, словно бы солнца луч заиграл на нем, словно бы ее осенило! И что ты думаешь, сынок, какая счастливая мысль ей пришла?.. Боязно вымолвить, но я не должна сомневаться, что в сердце своем, перед Богом и Божьими ангелами, ты возблагодаришь ее, как и я возблагодарила, за ее великую доброту. Малышка Нэнни никакая ей не племянница, это дитя нашей Лиззи – моя внученька! – Мать не могла больше сдерживаться, слезы градом покатились из глаз, но взгляд ее по-прежнему был прикован к лицу сына.
– Так она знала, что это ребенок Лиззи? Ничего не пойму, – пробормотал он, покраснев до ушей.
– Теперь узнала, а сперва, конечно, не знала, просто по доброте душевной приютила несчастного младенчика, а что подкидыш – дитя греха, догадаться нетрудно. И она все делала для этой крохи, кормила-поила, ухаживала чуть ли не с самого рождения и привязалась к ней, как к родной… Уилл, ты ведь тоже полюбишь ее? – умоляюще спросила мать.
Он ответил не сразу.
– Постараюсь, мама. Дай мне время, все это как обухом по голове. Представить только, чтобы Сьюзен связалась с подкидышем!..
– Да, Уилл! А каково представить, чтобы Сьюзен связалась еще и с матерью подкидыша! Скоро и такое может случиться. Сердце у нее доброе, жалостливое, и о моей пропавшей девочке она говорит с надеждой – обещает помочь мне найти ее. Она, наша Лиззи, иногда приходит оставить под дверью денежки на ребенка. Ты только подумай, Уилл! Вот ведь какая она, Сьюзен: светлая и чистая, как ангел небесный; как ангел, исполнена надежды и милосердия; и, как ангел, готова возрадоваться раскаявшейся грешнице! Уилл, сынок, во мне теперь нет страха, и я буду говорить, а ты слушай и не перечь. Я твоя мать, и я требую, ибо знаю, что я права и со мною Бог! Ежели Он направит нашу бедную, заблудшую девочку к порогу Сьюзен и этот чистый ангел приведет ее, умытую слезами раскаяния, под отчий кров, обещай, что ты никогда не попрекнешь ее прежним грехом, но будешь добр и заботлив к той, которая «пропадала и нашлась»
