— Ай-ай, да ты совсем сдурел? Хватит, щекотно же, кончай! — пытался оттолкнуть меня охранник.
В это время Джотто протянул руку и отцепил связку ключей. Его клетка была оборудована навесным замком, потому что он мог открывать простые засовы. Джотто мигом нашёл нужный ключ с оранжевой резинкой, вставил в скважину, сделал оборот и бросил связку под ноги охраннику. Тот с силой оттолкнул меня, подобрал ключи и с подозрением воззрился на Джотто, который теперь делал вид, что увлечён рисованием. Для пущей убедительности, шимпанзе издал пару пронзительных воплей, как бы говоря: «Ну что уставились? Не дадут спокойно поработать!» — и обнажил свои дёсны, как это умеют только обезьяны. В завершение спектакля он швырнул в меня кистью, которая испачкала моё моднейшее мелирование. Я бросился на него с яростным лаем, охранник — на меня, с криками и плетью. Ещё раз подойдя к клетке, он озадаченно почесал затылок, сбитый с толку нашим поведением. Присмотрись он получше — непременно заметил бы открытый замок, поэтому я, жалобно скуля, подбежал к столу и стал обнюхивать одну из ножек, будто намереваясь справить на неё нужду.
— Ладно, пошли уже! А то ты прямо здесь наделаешь, — он взял поводок, и я позволил вывести себя на улицу.
Пока мы оставались снаружи, я старательно выматывал его играми, рывками за поводок и остановками под каждым кустом. Возвращаясь в лабораторию, он непрерывно зевал, глаза у него слипались и были красными от усталости. Я с силой протащил его к своей клетке, так чтобы он побыстрее закрыл меня и уматывал к себе. Джотто делал вид, что спит.
Глава 14
Джотто выбирается наружу
Едва дверь лаборатории закрылась, Джотто вскочил на ноги. Однако, вместо того, чтобы броситься открывать мне клетку, он неторопливо снял свою полосатую, как у заключенного, пижаму и принялся чистить зубы. Делал он это с невозмутимым спокойствием, стоя перед зеркалом с голым торсом, а закончив, принялся горсть за горстью наносить себе на лицо увлажняющий крем.
— Ррррр… (Думаешь, подходящее время для туалета?), — прорычал я.
Джотто смерил меня взглядом и картинно провёл ладошками вдоль всего тела сверху вниз:
«Я несколько месяцев на улицу не выходил, не хочешь же ты, чтобы я в таком виде на люди появился?»
— Гав (Скоро утро, не видишь? У нас времени в обрез), — ответил я, глядя на окошко в крыше.
Он отмахнулся обеими руками, показал вытянутым пальцем единицу и вытянул руки ладошками к небу: «Кончай ныть, одна минута погоды не сделает. И вообще, что ты…»
— Гав, вау, ау-ау-уу (Чудак-шимпанзе! Думаешь, твою рожу можно исправить?), — пролаял я, оценивающе наклонив голову, когда он закончил.
Джотто показал мне кулак: «А не пойти ли тебе?»
— Ва-ау, вау (Ладно, шучу).
Наконец, он замахал ладошками снизу вверх: «Я готов. Давай, хвост трубой и вперёд!»
Покинув свою клетку, мой сообщник открыл наконец-то засов и на моей. Стараясь не шуметь, мы с трудом перетащили под окошко стол. Остальные животные, разбуженные суматохой, смотрели на нас с подозрением. Джотто обошёл все клетки, упрашивая нашу публику сохранять тишину, в обмен на то, что, когда мы освободимся, то сделаем всё, чтобы освободить и их. Затем он стащил со шкафа огромную коробку, одну из тех, в которых хранились наши корма, и пристроил её на столе таким образом, чтобы выиграть ещё несколько дециметров вверх. Взобравшись на неё, я вспомнил как стоял на куче коробок у того ангара, и меня охватило сомнение вперемешку с угрызениями совести и страхом упасть. Джотто сразу почуял это и подбодрил меня, дружески похлопав по спине. В ту же секунду он вскочил мне на спину и раздражённо фыркнул: до ручки оставалась самая малость. Подчиняясь его жестам, я вытянул шею вверх, насколько мог, а он взобрался мне на голову, обхватив мою морду задними руками.
