Питер рассеянно посмотрел на потолок.
– Пока нет, Тони. Скоро буду готов, но сейчас – нет. Мы с тобой об этом позднее поговорим.
Питер повесил трубку, забыв еще раз извиниться перед женой Моргана. Он лежал и думал о вопросах, которые задал ему издатель, и о своих ответах.
Только бы боль прошла! И хорошо бы избавиться от этого оцепенения. И то и другое постепенно ослабевало, но иногда он все-таки чувствовал себя прескверно.
И каждый раз в таком случае к нему возвращались воспоминания об автомобильной катастрофе. Он снова видел слепящий свет настигавшего его грузовика, слышал скрежет металла, звон разбитого стекла и крики… И опять в нем загоралась ненависть к тому, кто, пригнувшись на высоком сиденье грузовика, промчался мимо во тьму штормовой ночи, убив Кэтрин и покалечив его.
Ченселор сел на край кровати, свесив ноги на пол. Совершенно голый, он ходил по комнате в поисках плавок. Для утреннего купания было уже поздновато.
Солнце стояло высоко, день наступил. Питер почувствовал себя виноватым, как будто нарушил какой-то важный ритуал. Но хуже всего было то, что в его теперешней жизни ритуал заменил работу, и он это прекрасно понимал.
Обнаружив наконец лежавшие на стуле плавки, он собрался было надеть их, как снова зазвонил телефон. Ченселор взял трубку.
– Питер, это Джошуа. Я только что целый час проговорил с Аароном Шеффилдом.
– Он тебя, конечно, убедил. Кстати, извини меня за то, что я побеспокоил тебя вчера вечером.
– Мы с тобой говорили не вечером, а сегодня утром, – мягко поправил Питера его литературный агент. – Но это все пустяки, я понимаю, ты был возбужден.
– Я был просто пьян.
– Ну и это тоже. Теперь о Шеффилде.
– Да, нам надо о нем потолковать. Надеюсь, вчера ты хорошо расслышал все, что я говорил.
– Ну, знаешь! Наверное, во всем Малибу не найдется человека, который не смог бы повторить слово в слово все, что ты орал в телефонную трубку.
– Ну и что думает по этому поводу Шеффилд? Имей в виду, я не отступлю ни на шаг.
– Как раз на это ему начхать. У тебя нет достаточных юридических оснований, чтобы возбуждать судебное дело. Им вовсе не нужно, чтобы ты одобрил их сценарий.
– Это я и сам понимаю, но молчать не стану. Я дам интервью газетчикам, потребую, чтобы мое имя не значилось в титрах, вероятно, даже подам в суд и буду категорически настаивать, чтобы они изменили название фильма. Спорю, что возбудить судебное дело против них можно.
– Сомневаюсь, Питер.
– Джош, но они ведь полностью изменили замысел моего романа.
– Когда судья узнает, какие тебе за это заплатили деньги, твои доводы на него вряд ли подействуют.
Ченселор снова замигал и начал тереть глаза, пытаясь смягчить головную боль. Потеряв терпение, он наконец дал выход своему гневу:
– Ты говоришь, что мои доводы на судью не подействуют? Хорошо, хватит об этом. Конечно, я не Диккенс, описывающий гибель детей на фабриках с потогонной системой. Ну ладно, что же делать?
– Хочешь откровенно?
– Ну, подобное начало ничего хорошего не предвещает.
– Не скажи. Может быть, из всей этой истории что-то хорошее и выйдет.
– Так, теперь я точно знаю: сейчас ты сообщишь нечто ужасное. Ну давай, давай.
– Шеффилд и студия не хотят никакой шумихи вокруг фильма. Не в их интересах, чтобы ты давал интервью и устраивал представления с разоблачениями. Они знают, что ты можешь это сделать, и не желают оказаться в затруднительном положении.
