– Не хватит! Не хватит! Я зову полицию, – нараспев проговорил Бергер.
Джон тяжело вздохнул, снял котелок с головы и отодрал подкладку. Через миг в его руке блеснула монета.
– Двадцать!
Лицо немца помрачнело.
– Черт подери! Хватило! Ох, и ловкач! Ловкач! Всего хорошего! Заходите еще!
Анна с укоризной посматривала на своего супруга, но ни слова не произнесла. Глубоко в душе она была согласна с таким поступком в условиях сильной экономии средств.
Ресторан оказался позади. Очередной поток людей подхватил супружескую чету и понёс в сторону дороги. Обоим повезло: они не разминулись в толпе и как раз оказались на нужной стороне улицы.
Непростым занятием оказался поиск нужного дома среди опрятных, ничем друг от друга не отличающихся двухэтажных домов с чистыми крыльцами и небольшим газовыми фонариками над дверью, на стекле которых были нарисованы номера домов. Улицы Лондона не отличались прямотой. Каждая извивалась в силу старания поколений архитекторов, присматривающих для своего проекта более-менее подходящее место, не заботясь об облике улицы и города в целом.
После долгих розысков нужной цифры супруги стояли на крыльце и с неуверенностью поглядывали на темно-зеленую дверь с медной массивной ручкой. Вся энергия, с которой они стремились сюда, в единый момент исчезла, словно облако пара.
– Что ты стоишь? Хочешь тут умереть от холода?! Стучи! – нетерпеливо бросила Анна.
Джон приметил это изменение в её поведении. Она никогда не проявляла нетерпения и к тому же никогда не говорила подобным тоном.
Робкий стук прокатился эхом внутри, создавая впечатление необитаемости жилья. Спустя несколько минут ничего не произошло. Джон, сложив руки на груди, ждал, поглядывая по сторонам. Он был спокоен и уверен, что пожилая женщина не сразу, но откроет им дверь. Вдруг Анна подскочила к двери и заколотила кулаками. Она была в бешенстве, было очевидно. Джон лишь удивлялся, не смея мешать супруге колотить дверь.
– Ага!!! Новые жильцы! – раздался возглас за дверью. – Минуточку, сейчас отворю! – послышались шаркающие шаги. Замок захрустел, и дверь распахнулась.
При первом взгляде на хозяйку Джона охватил ужас. На морщинистом лице не было глаз: лишь два черных, влажно блестевших пятнышка, напоминавших органы зрения. Рот был приоткрыт, обнажая желтые, местами чернеющие зубы. Губы старались сложиться в подобие приветливой улыбки. Кожа была бледной с оттенком желтого. Иными словами, старуха производила крайне неприятное впечатление, которое лишь усиливалось из-за старого тёмно-серого платья с кружевами на воротнике и дырами в подоле.
– А я все жду, когда же придёт кто-нибудь смотреть комнаты. Входите, входите, – затараторила старуха, распахивая дверь полностью и жестом приглашая пройти.
– Я полагаю, вы хотите оглядеться? Прошу, только обувь снимите! Не терплю грязи, запомните это хорошенько, коль соберётесь жить в этом доме!
Двухэтажный дом вмещал в себя четыре жилых комнаты, не считая уборной, кухни и кладовки. При благоприятных обстоятельствах супруги рассчитывали снимать две комнаты, выделив одну для детской. Другой же комнате фантазия Уиндеров отводила универсальную роль.
На втором этаже были две комнаты, сообщающиеся друг с другом. Первая была больше похожа на кабинет. Маленький письменный стол, два стула, просевший полосатый диван вдоль стены, что была оклеена тёмно-зелёными обоями. Имелось и окно с видом на огромное кирпичное здание, походившее на завод. Вторая была спальней с большой кроватью. Окон не было.
