– Мы не сможем… Митрофан, надо вытащить карбас и закрепить, иначе его унесет. Помоги мне. А ты, Одгэм, ступай обратно и похорони своего одноплеменника как у вас полагается.
Лопин закричал пуще прежнего и стал спускаться за монахом.
– Надо звать другого кебуна хоронить яммия. Кебун знает, как справиться с яммием.
– Что же за вера у вас такая, Одгэм. – Инок залез в пенные буруны и толкал карбас на берег. Митроха изо всех сил тащил тяжелую лодку за нос. – Всего боитесь.
Для надежности карбас, выволоченный на несколько саженей из воды, обложили валунами. Феодорит снес мешки с припасами на высокое место. Митроха занялся костром – разжег мох в подобии каменного очага.
– Море – измена лютая, – мрачно повторил он давешние слова кормщика. – Теперь дядька уж наверняка без меня уйдет.
– С Кузовов до Кеми ближе, чем до Шуи. Взводень уляжется – отвезем тебя туда.
– Нельзя тут спать, – горевал в стороне от них лопин. – Нельзя… Яммий уже приходил, сожрал слугу…
– Одгэм! – окликнул его Феодорит, высыпая в котелок крупу. – Для чего тебе нужен был этот колдун? У вас в сийте есть нойд, он тоже, наверное, умеет киковать на бубне.
– Одгэм хотел взять жену, – уныло стал рассказывать лопин. – У ее отца много оленей. Вуэдтар богата невеста. Только не может выбрать, моей женой быть или женой Вульсэ. Кебун бы наслал на Вульсэ сайво, он бы перестал смотреть на Вуэдтар. Она пошла бы ко мне в вежу. Ее отец дал бы мне за нее оленей. А нойд сказал, что не может так делать, Вульсэ ему друг.
Митроха расхохотался.
– Добрые и простодушные?! А, Федорка?
– Одгэм, – строго сказал монашек, – вот тебе и расплата за твое дурное дело. Теперь страшись своего яммия-мертвеца.
Митроха вынул из ножен саблю и поиграл в воздухе клинком.
– Да я этого яммия – одним ударом…
Лопин, вскрикнув, бросился к нему.
– Нельзя железо! Яммий увидит – у него станут железны зубы. Тогда он сгрызет карбас и твое оружие.
Митроха спрятал саблю и оттолкнул дикого мужика. Феодорит только вздохнул.
…В сон отрока врывалось море – шипело, грохотало, злилось, пылило брызгами. Пока не разбудило совсем. В сером мареве крапал дождь, одежда промокла. Митроха приподнялся, выглянул за борт карбаса, где спали втроем. Пелену мороси разрывали расплывчатые бледные огоньки поодаль, медленно двигавшиеся вокруг лодки.
– Что это? – громко прошептал отрок, обращаясь к голове лопаря, торчащей над кормой лодки. Тот сделал знак молчать и спрятался на дне карбаса.
Вскоре сон вновь одолел мальчишку…
Утром море опять отобрало надежду на обратный путь. Взводень не утихал, волны шли чередом. Зато Одгэм почти скакал от радости оттого, что яммий ночью побоялся сунуться к карбасу. Накануне Феодорит соорудил из тонкого ствола березы крест на носу лодки, и лопин пожелал принести русскому сейду жертву – смазать крест оленьим жиром из своих запасов. Иноку едва удалось отговорить его.
Доев вчерашнюю кашу, Митроха решил исследовать остров. По пути ему встретилось с десяток лопских сейдов самых разных обличий. А потом в распадке меж скалистых холмов с редкими елями он наткнулся на круги, выложенные камнями один в другом, поросшие травой и брусничником. Наружный круг имел вход, дорожки внутри петляли подковами. Отрок несколько раз обошел сооружение.
– Митрофан! – С вершины холма ему махал Феодорит. – Не пропадай! Туман идет.
За монахом увязался лопин. Оба спустились и тоже уставились на круги.
