– Подключаем агентов, ищем беглецов. Организуем круглосуточную слежку за Бжезинским, он же ввёл художника в дом Федькиных. Хотя братья не дураки и не факт что прибегнут за помощью к нашему любви-обильному бумагомараки.
Выходило так, что и зацепиться было не за что, по этому Владимирский не понимал прекрасного расположения духа полицмейстера города, который расхаживал по кабинету потирая руки. К тому же голосом полного оптимизма, он сообщил нашему герою:
– Мы обложим наших фальшивомонетчиков так, что от безысходности, они может и прибегнут к помощи журналиста Бжезинского. И вот ещё, я своих филёров к нему приставлю, а то от твоих молодцев за версту зрима, кавалерийская походка.
В свой кабинет Владимирский влетел вихрем, скидывая на ходу пальто и английскую шляпу, вешая их на деревянную стойку-вешалку, где висела его шинель. Он только что вернулся из морга. За ним следом вошли Пузанов и Козлов, только что вернувшиеся с улицы и по этому вид у них был весьма утомлённый. Хозяин кабинета подошёл к двери и приоткрыв её, крикнул:
– Бубенчиков! Самовар и что у вас там есть?
– Бублики ваше высокоблагородие.
– Давай.
– Один момент, самовар ещё не простыл, только ставить изволили, вас поджидали. – Лукавил Бубенчиков, ибо сидевшие в конторе жандармы до его прихода, сами пили чай.
– Ну господа, вещайте. – Усаживаясь за стол вместе со своими подчинёнными, дал разрешение доложить о проделанной работе.
В кабинет вбежал Бубенчиков и поставив на стол поднос с самоваром, на котором восседал фарфоровый заварной чайничек. Вокруг самовара ютились стаканы в подстаканниках, стеклянные вазочки с сахаром и малиновым вареньем, и блюдцем с тонко порезанным лимоном. Другой жандарм внёс берестовую корзиночку с бубликами. И со словами: – Чем Бог послал: – жандармы удалились.
Первым докладывать стал штабс-ротмистр Пузанов, принимая стакан с чаем из рук шефа:
– Благодарю, с утра во рту маковой росинки не было. Так вот господа, на месте аварии у нас такого рода картина вырисовывается, будто эта самое столкновение, вовсе не случайное оказалось. К тому же не многочисленные очевидцы утверждают, что коляска молодого человека мчалась как сумасшедшая, причём он самолично ею и управлял. С ним не было извозчика. Но самое интересное, поведала некая мадам Грушницкая Ирина Григорьевна, вдова чиновника, служившего в управе благополучия, владелица одиннадцатого дома. Дама в летах, ей поди уж восемьдесят, страшно сказать с каким хвостом. Кокетничала и жеманилась, но свой возраст так и не назвала.
– Может не помнит. – Усмехнулся Козлов, с аппетитом запивая бублик чаем.
– Вряд ли. Бабулька хоть и на ладан дышит, а глазки у неё ещё живые. К тому же стройное изложение мыслей. Слышали бы вы в каких красках и деталях, она описывала пышные торжества 1862 году, с прибытием царской семьи, во время открытия памятника тысячелетие России. От которого я и по сей день восхищён, гениальностью скульптора Микешина и архитектора Гартмана. И вообще, эта Ирина Григорьевна, много лишнего мне успела поведать. Как говориться плоть завяла, а дух в столь дряхлом теле, прибывает в любопытстве, стремящийся все больше где бы подглядеть, да подсмотреть.
– Конечно это грех, но в нашем деле такие труженицы очереди к Богу, не заменимы. – Кладя себе в рот варенье, заверил штабс-ротмистр Козлов.
– Именно так, страдая старческой бессонницей в столь ранний час, наша хранительница нравов, причём замечу чужих, и стала столь ценной свидетельницей. Она утверждает что сразу заметила мчащуюся по мостовой коляску, запряжённую парой гнедых, на встречу одиноко двигающейся тюремной карете. И будто бы эта коляска перед тем как они должны были поравняться, резко повернула на право и со всего маха врезавшись в карету. И ещё, она заметила что из коляски вывалился молодой шатен и якобы хромая, подбежал к своим лошадкам и припал к ним. Грушницкая сообщила что тогда ей подумалось, будто этот кавалерист жалеючи, ведь одна лошадь билась с переломанной спиной. Так нет, с её слов оказывается этот молодой офицер оказался таким жестокосердным, цинично сдёрнул с лошадиных шей шарфы и жалость вовсе не причём. Каково!? – Торжественно закончил Пузанов.
