– Пятно не такое уж и большое, всего сто миль в поперечнике, – первым делом уточнил он. – Мамлюк, ты давно доказал свою храбрость, и в твоих словах об уходе есть резон… – Сказал ободряющим тоном, но, чуть подумав, продолжил сурово: – А наша родная земля, земля наших предков для тебя ничего уже не значит?
– Мы – кочевники, отец, – твердо ответил сын. – Главное – сохранить народ, а после можно вернуться, отвоевать заново…
– …если захочется, – закончил за него князь. – А вдруг там не жизнь, а мед? Захочет народ возвращаться? И уверен ли ты, что на новых землях мы сохраним свою власть, что роды не разбегутся?
– Ты так дорожишь этой властью? – смело спросил распалившийся Мамлюк.
– Дорожу! – Пиренгул выдохнул, как припечатал. – Не для того мы, сарматы, проливали кровь, чтобы так легко разбрасываться княжескими венцами! Вспомни историю, сын! Как легко нас завоевывали эндогорцы! А почему? Мы были врозь. Роды и племена всегда враждовали, ослабляли друг друга.
Сейчас отцу внимал не только виновник родительской суровости, из которой, кстати, неизвестно что могло последовать, но и братья.
– Кто знает, что будет в пятне? Не растащат ли вожди наш народ? Некоторые уже снимаются с постоянных кочевий и уходят в каганские земли. Не замечал, Мамлюк? – В ответ услышал лишь смущенное молчание всех сыновей. – А про треть оседлого народа, тоже тиренцев, забыл? Конечно, в крайнем случае, и они вспомнят свои корни, уйдут, но пока надо сражаться и за них в том числе!
Князь выдержал длинную тягостную паузу, как бы предоставив сыновьям время на обдумывание его мудрых слов.
– Мы будем драться за свою землю, всем народом встанем, пока это еще возможно! А придется уходить, – в его властный голос вплелись нотки глубочайшего сожаления, – то уйдем обескровленным, но единым племенем. Ты меня понял, Мамлюк? Единым! Это гораздо сильнее полнокровной армии, которая скоро, поверь мне, в поисках удачи разбежится по родам, к своим родичам…
Средний сын не был бы самим собой, если бы не нашел, что возразить. Правда, не так уверенно, как начинал этот спор:
– Если в пятне большие опасности, а без них никак, то не разбегутся.
Князь нагнулся к сыну и, глядя в упор, глаза в глаза, произнес с нажимом:
– Уверен? Пастбищ там вдоволь… каганов точно нет, твари присмирели… людей пока мало… так-то, сын, нам придется сражаться здесь, в Тире. Не только за нашу власть, но и за весь пока еще единый народ.
Пиренгул увидел в глазах Мамлюка согласие и, несмотря на упрямое выражение его лица, словно кричащего: «Нет, я тоже кое в чем прав! Но как верный сын подчиняюсь…» – довольно откинулся на спинку кресла.
– А там еще и богатства, – неожиданно вставил осмелевший Танагул. – Золото, каганит[1]. Без нас заберут, отец.
Князь открыто усмехнулся:
– Не заберут, сын, не переживай. Я знаю главные жилы, и все, вопрос закрыт!
Все, что касалось обширных знаний Пиренгула об Эндогорском пятне, – табу. Сыновья понимали, что это связано со странной возней отца с новым зятем, Русом. В его вилле под прикрытием строгой секретности исчезли пять сотен воинов с магами, сотни талантов неизвестного груза. Ясно, что все ушло в пятно, но куда именно – тайна за печатями Предков. Как и сам Рус, отрекшийся этрусский царь, маг-Хранящий – тайна. Наследники князя знали только о его работающей Звездной тропе, которую более не мог создавать ни один маг. Ведали и о благоволении к нему Духов Великих Шаманов, о которых вспоминали исключительно с содроганием. Может, этот Рус и есть последняя надежда их отца? Неизвестно. В присутствии родителя речи о нем не заводились – запрет, родившийся после посещения плато Шаманов сам собой.
