Русалим. Стихи разных лет - страница 4

ничего у тебя не выйдет:

даже если собака слышит,

то мерцаний твоих – не видит

в нетех тщетного интернета.

Кроток сфинкс у камней Хеопса.

Нет на свете грустней портрета —

носогубные складки мопса.

1.11.16 г.

6. На кончину Сони

«Блажен, иже и скоты милуяй» (Прит. 12,10.)

Человечек – собачья обличка – нас на здешней земле посетил.

Притулился, душа-невеличка, погрустил, подышал, отпустил.

Где ты, Сонька, родная мопсо́нька, где теперь твои машут крыла?

Что ж так мало, столь кратко-тихонько ты меж нас пожила-побыла?

Говорят, у преддверия Рая ты нас встретишь в положенный срок,

подбежишь, золотая, играя, и с собой поведёшь за порог.

А покуда – с тревогой незрячих, в непонятке, нахлынувшей враз,

помним глубь человечьих собачьих понимающих преданных глаз.

И когда мы гребём, заметая по углам ежедневную персть,

к нам слетает, летит золотая, золотая собакина шерсть.

19.07.2019 г.

«Никто никуда не вернётся…»

Никто никуда не вернётся.

Никто не придёт ни к кому.

Над чо́рной отравой колодца

замри в невозвратном дыму.

Напрасно, недолго, несильно

гримаса скользнёт по лицу

претензией блудного сына

к заблудшему вусмерть отцу.

И коль не успел попрощаться,

над прошлым по кромке скользя,

не смей всё равно возвращаться —

не надо, не надо, нельзя.

Загну́тое – не разогнётся.

Морщины загладил пластид.

Никто никуда не вернётся.

Никто ничего не простит.

11.02.16 г.

«Наши придут – на плечах неприятеля, на костях…»

Наши придут – на плечах неприятеля, на костях.

Наши придут и победный воздвигнут стяг.

Наши придут – красивые, в орденах.

Наши придут и крикнут ублюдкам: «Нах!»

Наши придут и скажут: «Заткнись и слазь!»

Наши придут, размажут любую мразь.

Наши придут, отпоют – нас, павших на рубеже.

Наши придут, когда не надо уже.

28.11.16 г.

2012–2014

«Проснёшься – с головой во аде…»

Проснёшься – с головой во аде, в окно посмотришь без очков,

клюёшь зелёные оладьи из судьбоносных кабачков.

И видится нерезко, в дымке – под лай зверной, под грай ворон:

резво́й, как фраер до поимки, неотменимый вавилон.

Ты дал мне, Боже, пищу эту и в утреннюю новь воздвиг,

мои коснеющие лета продлив на непонятный миг.

Ты веришь мне, как будто Ною. И, значит, я не одинок.

Мне боязно. Но я не ною. Я вслушиваюсь в Твой манок,

хоть совесть, рвущаяся в рвоту, страшным-страшна себе самой.

Отправь меня в Шестую роту – десанту в помощь – в День

седьмой!

Мне будет в радость та обновка. И станет память дорога,

как на Нередице церковка под артобстрелом у врага.

2012 г.

На смерть Михаила Анищенко

Три бутылки рижского бальзама —

и упал на пристани поэт.

У него от русского Сезама

открывашек и отмычек нет.

Всякий волен жить среди кошмара,

а ему, подумайте, на кой?

Безпокойный городок Самара,

стихотворца Мишу упокой!

Если ты запойный алкоголик,

а не просто пьющий человек, —

эту жизнь, испетую до колик,

различишь из-под закрытых век.

Можно быть, конечно, и без рая,

если слово русское постиг,

но, к полку последних добирая,

ходит Михаил Архистратиг.

Станешь ты не совести изменник,

а рванёшься ввысь, многоочит,

если твой небесный соименник

меч тебе, тщедушному, вручит.

7 декабря 2012 г.

Русская песня

На что ты, мама, уповала, толкая колыбель рукой,

когда пила крестоповала завыла ночью за рекой?

С какого бала эта Клава влетела на метле в окно?

На ней – срамная балаклава, а вместо сердца – толокно.

Кто вырастил её такою? У алтаря скакала: глядь! —

ещё вчера – дитя родное, а нынче – купленная б…ь.

Сказали: на тюремной шконке она сидит, но при луне

Назад Вперед

Русалим. Стихи разных лет - страница 4

Похожие книги