Русалка. Сборник страшных рассказов - страница 4

-Кто здесь? – крикнул он в сторону незнакомца, но тот не откликнулся и не пошевелился.

Писатель погасил свечу и снова стал всматриваться в незваного гостя. Тот стал медленно отходить назад, и когда человек вышел из тени деревьев под свет луны, Полянский заметил, что это пожилой мужчина в сером сюртуке с висящей на руке тростью. Черты его лица показались Николаю смутно знакомыми. А странный господин, тем временем удалялся все дальше и дальше, пока полностью не скрылся из виду.

-Кто бы это мог быть? – удивился писатель и с содроганием вспомнил рассказ тетки Евдокии о бродящем по окрестностям неупокоенном соседе. Ощутив всем телом какой-то животный ужас, Николай перекрестился, и не раздеваясь лег спать.

Утром Полянский решил ничего не говорить о ночном визитере тетушке. Евдокия снова жаловалась на бессонницу и уверяла, что слышала, как кто-то шелестел кустами под ее окном.

– Это должно быть ветер, тетушка, – успокаивал родственницу писатель.

– Я, Коленька, умом пока не тронулась, хоть и стара уже, – Евдокия отпила чаю и пристально посмотрела на племянника. – Точно человек в кустах таился. Никак вор или каторжник какой беглый.

Полянский подумал, что таинственный господин, которого он приметил в ночи, вовсе не был похож на беглого каторжника. На мгновение в нем даже промелькнула мысль, что странный гость ему приснился, но уж слишком явственно он помнил детали этого видения.

Не было еще и полудня, а солнце уже вовсю припекало. От мокрого деревянного забора шел пар. Николай взял летнюю шляпу, трость и отправился в деревню, он решил все же побеседовать с травницей Агриппиной, и, возможно списать с пожилой женщины образ деревенской ведьмы для будущей сказки.

Травница оказалось сухой полуслепой старушкой, которой на вид запросто можно было дать лет сто. Она, охая и причитая, как и овчар Тихон, предостерегала Полянского от прогулок по лесу на этой неделе. Из ее рассказа выяснилось, что травницей Агриппина стала по материнской линии, мать ее тоже была знахаркой, а бабка – самой настоящей ведьмой, водившей шашни с нечистым и имевшей в прислужниках выводок анчуток. За подлые дела бабку Агриппины не раз били крестьяне, обвиняя то в болезнях, то в пожарах, то в падеже скота. Как и полагается колдунье, бабка умирала страшной смертью, призывая дочь- мать Агриппины, – принять перед кончиной ведьмовской дар. Однако матушка нынешней травницы не согласилась вступить в столь страшное наследство, а ограничилась лишь полученными еще при жизни родительницы знаниями о целебных и ядовитых травах.

Пользуясь случаем, Полянский, поспросил у Агриппины травы для тетушки от бессонницы. Та завернула в старую тряпку пучки сушеной душицы и зверобоя, а после протянула ему небольшой кусочек ладана, опутанный каким-то растением.

– Росный ладан с плакун-травой. От лукавога, от сряща, от беса полуденного, – старуха пожамкала беззубым ртом и трясущейся рукой перекрестила писателя.

– А ты сама-то видела лукавого или еще какую нечисть? – спросил Полянский.

– А как же не видеть? Всю седмицу мне бесы да покойнички в окна по ночам глядять. Стучать окаянные. Детскими голосочками кричать – пусти нас. А токмо меня не проведешь. Я-то знаю кто там. Всю ночь лампадку жгу, на масло вся поистратилась.

Странные дела, – думал писатель, – у тетки под окнами кто-то бродит, у меня – стоял загадочный старик в пенсне, у деревенской травницы – черти в дом просятся. Вот и поди не верь во всякое потустороннее. Воистину жуткие ночи на этой неделе.