Калитка закрывалась просто. Сверху на штакетины накидывалась наполовину сгнившая верёвочная петля.
Надежда Николаевна сняла петлю. Открыла калитку. Сначала прошла сама, а потом позвала нас. Двор был в заброшенном состоянии. Всё в округе заросло травой с сорняками. Местами в траве виднелись чьи-то древние обглоданные кости. Полусухие деревья стояли почти без листьев. Сам дом от старости перекосило на один бок. Это один из тех старинных домов, называемых мазанками. В некоторых местах глина, заменяющая штукатурку, отвалилась, образовав дыры, в которых виднелись переплетённые друг с другом ветки. Солома, покрывающая крышу, почернела. Возле двери стояла собачья будка. Она по своей старости, не уступала дому. Рядом с будкой алюминиевая миска, заполненная до краёв, ещё невесть, когда, приготовленной кашей.
«Возможно, когда-то давно мимо этих мест с ордой проходил Чингисхан, – смекнул я. – Он то и пожалел бедное животное, вывалив в миску остаток недоеденного плова, но не успел».
Цепь, не привязанная ни к чему с одной стороны, и уходящая внутрь будки другой, легонько дёрнулась.
«Похоже, есть ещё живые, – подумал я, подходя ближе к Надежде Николаевне. – Вдруг кто выскочит».
Но из будки так никто и не вылез.
Надежда Николаевна постучала. В доме было тихо. Потом ещё раз постучала. Где-то в глубине дышащего на ладан строения послышался скрип кровати, затем кряхтение и следом шарканье шагов.
– Кто? – спросил нас с той стороны двери хрипловатый голос.
– Это я Надя.
– Какая ещё Надя.
– Та самая. Бывшая ваша ученица. Сулимова. Помните?
Раздался звук открывающейся щеколды. Дверь открылась.
«Ндааа, совсем старый друг, и не просто старый, а древний, – подумал я. – Чем-то похож на дом. Или уже часть дома».
– Здравствуй, Наденька, давненько, давненько не виделись. Выглядишь хорошо.
Кх, кх, – прокашлял совсем старый друг.
– Гляжу детишками обзавелась, – рассматривая нас сказал, открывший дверь. – Ну и правильно. А я вот совсем один остался. Жену похоронил, детьми не обзавёлся. Похоже, и кобель сдох, раз уже не лает на приходящих».
После этих слов цепь зашевелилась, загремела, и из будки вылез пёс неизвестной породы, такой же старый, как хозяин и всё вокруг. Потянулся зевая, улёгся, положив морду на лапы. Вздохнув тяжело, уставился на нас.
– Ага, жив ещё.
Старый друг, крякнув, повернулся и пошёл, кряхтя, обратно в дом.
– Проходите, раз уж пришли, – сказал он. – Нечего торчать на пороге. Сейчас чай поставлю. Спасибо, Наденька, что зашла повидать старика.
– Кто это? – спросил Надежду Николаевну Серёга.
– Это мой бывший учитель. Когда-то был известен и любим. Поиски старинного артефакта, которому он посвятил всю свою жизнь, довели его до такого положения.
Мы стояли на пороге и не решались войти.
– Чего встали, входите, – сказала Надежда Николаевна, подтолкнув нас в спины.
Хоть снаружи дом и выглядел плоховато, зато внутри всё чисто убрано. Вещи были аккуратно разложены и расставлены по местам. И в комнате, чем-то напоминало Серёгину квартиру.
Я, толкнув Серёгу плечом, прошептал ему:
– Вот смотри. Будешь так гоняться за рукописями, и правда, станешь таким же стариком. И будешь жить в таком же доме.
Серёга на мои колкости ничего не ответил. Он подошёл к книжному шкафу и стал рассматривать книги. Шкаф состоял из множества небольших секций – шкафов. Сказать точнее, эти секции – шкафы составляли огромный шкафище, растянувшийся аж на две стены. Каждая секция закрывалась выдвижным двойным стеклом. Книги на полках стояли не так, как у Серёги в домашней библиотеке. Они были не впритык друг к другу от края до края, что даже вынуть нельзя. Здесь в конце каждого ряда была пустота. Отсутствие книг наводило на мысли:
