Русские флибустьеры - страница 34

Федеральный маршал Нэт Паттерсон, с которым Орлов сдружился за годы рейнджерской службы, любил иногда щегольнуть неожиданной цитатой. Он, правда, читал только труды по истории кавалерии, поэтому его высказывания больше касались лошадей, чем людей.

Что ж, лошадям тоже живется нелегко. Но фраза, так не вовремя всплывшая в памяти Орлова, все-таки принадлежала не Паттерсону. «Жизнь воина должна быть многотрудной~ Нет, я это слышал еще до того, как попал в Америку. Кто же так говорил?»

Детство Павлуши Орлова прошло под присмотром двоих старых солдат. В городском доме его опекал англичанин Бартл, а в поместье – казак Нестеренко. Бартл, как Орлов узнал спустя много лет, на самом деле был ирландцем, бежавшим с английского флота, чтобы не быть вздернутым на рее. Мог ли он произнести столь глубокую сентенцию? «Жизнь воина должна быть многотрудной». Вряд ли.

Но не от Нестеренки же услышишь такое! От того можно было услышать разве что песни с непонятными для ребенка словами и с целыми куплетами, которые не произносились вслух, а лишь насвистывались. И еще старый казак называл зайца ушканом, а волка – бирюком. И, идя по заячьему следу, безошибочно угадывал, в какую сторону скакнет ушастый, чтобы сменить направление и завязать новый узел на своей петле.

Петля, вот с чего надо начать.

Пройти по кругу. Если не встретится след, описать новый круг, более широкий.

Так учил его Нестеренко. Наверно, он и про дождь что-то говорил – жаль, память слаба. Как искать следы под ливнем? Как искать следы на воде, которая струится мимо тебя со склона, унося листву, траву и сухие ветви – все то, на чем остаются следы?

Орлов поднял воротник, чтобы дождь не затекал под робу, и зашагал вверх по склону. Туда, где вечером был виден дымок.

Он не пробивался сквозь заросли, потому что обнаружил извилистую, еле заметную тропку, ведущую от ручья вверх. Какой зверь натоптал ее в этом лесу, спускаясь к водопою? Не слишком крупный, судя по тому, что ветки смыкались чуть выше орловских коленей. Они смыкались и податливо размыкались, и влажная листва шуршала, словно отфыркивалась. Он старался идти не слишком быстро, без рывков и остановок, чтобы неизбежный шум от ходьбы сливался с монотонным шумом дождя.

Неожиданно дождь прекратился, и Орлов застыл на полушаге, прислушиваясь к звукам последних падающих капель. Он осторожно поставил ногу и повел головой из стороны в сторону, вытянув шею и принюхиваясь. Звонко щелкали капли, стекая с листьев. Захлопала мягкими крыльями ночная птица. Сова? Перелетает на сухую ветку? Или заметила мышку, которая выскочила из затопленной норы?

И вдруг в ночном лесу тихо и робко проблеяла коза.

Это, такое домашнее, «бе-е» длилось не более пары секунд, но Орлов успел определить направление. Его ничуть не удивило, что звук исходил с той же стороны, где был замечен дым. Все складывается логично, одно к одному. Дым – это жилье, а жилье – это хозяйство, а хозяйство – это козы, лошади, собаки~

Собак Орлов не любил с детства. Своей у него никогда не имелось, а от чужих вечно были разные неприятности, неизбежные при тайных операциях в чужих садах. У мачехи под ногами вертелись тонконогие левретки. Вот же омерзительные твари!

«Вспоминай, вспоминай, – приказывал он себе. – Плюнь на левреток. Ты вспоминай, чему тебя учил Нестеренко».

Лето перед поступлением в военное училище Павлуша провел в лагерях, где отец отбирал разведчиков из молодых солдат, временно прикомандированных к его полку. Несколько унтер-офицеров исполняли роль строгих судей во время различных испытаний, Нестеренко же находился вместе с испытуемыми, как бы доказывая им, что если уж сорокалетний старик справляется с переправой через речку в полной пластунской экипировке, то вам-то, юным и цветущим, грех жаловаться.