Русские поэты 20 века. Люди и судьбы - страница 35

Затем в судьбе поэта последовала новая мрачная полоса. Произошла очередная трагедия в личной жизни: гражданский муж (с 1938 года) профессор-врач В.Гаршин (родственник известного литератора XIX века В.М. Гаршина), сделав Ахматовой вызов из Ташкента в Ленинград в 1944 году, затем объявил о полном разрыве отношений. Она очень тяжело переживала этот разрыв.

Усилилось и внимание к ней со стороны «органов», никогда, впрочем, не оставлявших ее без «опеки». В информационной справке МГБ по Ленинградской области (1946 год) отмечалось, в частности:

«В настоящее время Ахматова проживает совместно со своим сыном от первого мужа – ГУМИЛЕВЫМ Львом Николаевичем… По заявлению ряда близких ей лиц, Ахматова постоянно находится в стесненных материальных условиях, проживает в бедно обставленной мебелью квартире, нуждается в предметах одежды и обуви, чувствует недостаток в продуктах питания, так как ее пайком пользуется, якобы, семья ПУНИНЫХ. Однако Ахматова не предпринимает шагов к улучшению своего материально-бытового положения, ведет скромный, довольно замкнутый образ жизни, избегая участия в общественных мероприятиях Союза писателей, неохотно соглашаясь на публичные выступления.

Ахматова пользуется громадным авторитетом и популярностью, как «единственный и лучший представитель настоящей поэзии» в Советском Союзе и в Европе, вызывает все больший интерес к себе не только как поэтесса, но и как личность. Вокруг ее имени создается и культивируется частью интеллигенции и работниками искусств ореол непризнанной советской действительностью поэтессы. В СССР отдельные литературоведы и писатели называют ее в своих выступлениях «великим преемником ПУШКИНА (писатель ЧУКОВСКИЙ), а за границей сравнивают ее с Сафо…». (20)

Послевоенное «закручивание гаек», а затем возврат к новому витку террора знаменовало подготовленное А.Ждановым постановление Оргбюро ЦК ВКП(б) от 14 августа 1946 года «О журналах «Звезда» и «Ленинград»». В постановлении Ахматова (вместе с писателем М.Зощенко) предавалась всесоюзной идеологической анафеме. В нем, среди прочего, значилось:

«Журнал «Звезда» всячески популяризует также произведения писательницы Ахматовой, литературная и общественно-политическая физиономия которой давным-давно известна советской общественности. Ахматова является типичной представительницей чуждой нашему народу пустой безыдейной поэзии. Ее стихотворения, пропитанные духом пессимизма и упадочничества, выражающие вкусы старой салонной поэзии, застывшей на позициях буржуазно-аристократического эстетства и декадентства, «искусства для искусства», не желающей идти в ногу со своим народом, наносят вред делу воспитания нашей молодежи и не могут быть терпимы в советской литературе».

В устных выступлениях А.Жданова отношение к Ахматовой выражается вообще в самых грубых формах, приобретающих характер личных оскорблений: «До убожества ограничен диапазон ее поэзии – поэзии взбесившейся барыньки, мечущейся между будуаром и молельной…»; «Блудница и монахиня, у которой блуд смешан с молитвой…».

И весь этот бесстыдно-пропагандистский бред страна твердила («изучала») тогда – в школах и вузах, в сети «политпросвещения» на предприятиях и в учреждениях, заводах и колхозах, чуть ли не в детских садах…

Так началась эпоха нового разгула реакции и мракобесия. М.Зощенко оказался к этому не готов – и сломался. Ахматова твердо вынесла все, опасаясь лишь за жизнь своих близких. «Я могу выдержать все. Хорошо ли это?» – то ли гордилась, то ли жаловалась она в старости. Она не признавала самоубийства как глубоко верующий человек. А на самоубийство в эти десятилетия, казалось, толкало всё: олиночество, изоляция, время – тогда работавшее против нее. Одиночество в данном случае – это не отсутствие друзей, а жизнь в обществе, которое не желает слышать тебя и твердо идет по пути братоубийства.