Русским быть - страница 2



Из-под земли пробил себе дорогу
Родник, бегущий в сторону реки.
Вновь дышит всё жужжа, звеня, играя.
И, радуясь раскидистой весне,
Я понимаю: Русь моя живая!
Живу я в ней, она живёт во мне!

Ромашковая Русь

А я ворвусь крылатым холодком
Туда, где в окнах плавятся рассветы,
И покружусь над тихим городком,
Насвистывая лунные куплеты.
Я звездопадом утренним сорвусь,
Чтобы, упав, твои обнять колени,
Моя страна, ромашковая Русь,
Что в локоны вплела цветок сирени.
Я к роднику, как будто бы к губам,
Вновь припаду, забыв про всё на свете.
И никому – ты слышишь! – не отдам
Поля хлебов, что треплет зрелый ветер.
В них – простота загадочной души,
В них – красота и стать самой природы,
И облака – почти что миражи –
Из года в год отсчитывают годы.

Льняное утро

Льняное утро ластится к деревьям.
Дорога наряжается в туман.
Дворняжек лай языческим поверьем
Доносится, как эхо, как обман.
Сирени цвет глядит из-за ограды.
Он для меня – любимая родня.
От петушиной звонкой серенады
Проснулся день у старого плетня.
Подбросил ветер солнце, как монету,
И озарил небесный монолит.
И любо сердцу радоваться свету,
Что странником за ставнями стоит.
Душе легко в заштопанной рубашке
Дышать свободой Родины моей,
Там, где гадает лето по ромашке
На простыне непаханых полей.

Между Адом и Раем

Я застрял между Адом и Раем,
Там, где нет ни дорог, ни тревог.
Здесь встречают надрывистым лаем,
Провожают – «Храни тебя Бог!»
Изгоняют всем миром ненастье,
Да бросаются грядки полоть.
Делят всё неделимое счастье,
Что когда-то послал им Господь.
Если любят – то только до смерти,
Ненавидят – то головы с плеч.
Вниз посмотришь – беснуются черти,
Взглянешь вверх – звёзды словно картечь.
Проиграть можно душу в рулетку
Или сердце в ломбард заложить,
Но нельзя посадить волю в клетку,
Не унять у мечты старой прыть.
В пересудах прослыть шалопаем
Не хочу. Но и не зарекусь.
Я застрял между Адом и Раем
В этих землях с названием – Русь.

Берёзовая даль

Увидел я берёзовую даль
Под красногривым бархатным рассветом,
Где родников глубинная печаль
К себе звала несказанным секретом.
Пчелиный гул негромкий трудовой
Стоял над желтоглазыми цветами.
Там приглашает август на постой
Под хвойными тенистыми шатрами.
А в трёх шагах, лишь руку протяни,
Всё утро и до самого полудня,
Считая годы звонкие мои,
Гадала мне пернатая колдунья.
И я считал. Но сбился, видит Бог,
Замолк и слушал голос этой врушки,
И, как ребёнок, радоваться мог,
Что был в гостях у леса на опушке.

Моей Отчизне

Я терял себя в завесах дней,
Утомлённый нежностью рассвета,
И стремился к свежести полей
В суете пылающего лета.
На тоску менял закат небес,
Сумрак весь до капли выпивая,
И смотрел на тихий, спящий лес,
Каждый куст в тумане узнавая.
Уплывал с полуночной звездой,
Где царила тёплая погода,
Умывался чистою водой,
Падая в озёра с небосвода.
Оттого тебя я полюбил
Всей своей усталою душою,
Сердцем в твои сети угодил
И живу, Россия, лишь тобою.

Огарки лета

Я потушу огарки лета
Холодным диким сентябрём.
Остынет в золоте планета
Под предзакатным янтарём.
Взгрустну и дождиком осенним
Омою пыльные дворы.
И стану слишком откровенным,
Когда трещать начнут костры.
И пусть сгорит листва сухая,
И лужи будут холодны,
Любовь с разлукой обвенчаю
В осеннем храме тишины.
Обман сменяю на усталость,
А жар – на веер жёлтых дней.
И, всё раздав, оставлю малость:
Любовь к заре страны моей.

Когда тускнеть начнёт трава

Когда тускнеть начнёт трава,
И станет грусть витать над нами,
Мои сорвутся с губ слова