Русский хлеб в жерновах идеологии - страница 17

Разумеется, Энгельгардт, как предприимчивый аграрий, не был сторонником натурального хозяйства. Напротив, он ратовал за расширение посевов сельскохозяйственных культур, пользующихся рыночным спросом; за товарное производство и расширение внутреннего рынка. Но при этом был уверен, что даже двукратное увеличение производства хлеба привело бы лишь к его минимальной достаточности для самой России. Какой уж тут, к чёрту, экспорт!

Надо сказать, Энгельгардту был присущ крайне пессимистичный взгляд на действительность. Ибо если даже удвоенные сборы способны лишь минимально обеспечить потребности страны, то реально имеющиеся – должны были обернуться тотальным голодом. Однако такого голода Энгельгардт на своём веку не видел. И даже, наверно, не предвидел, что такой, людоедский, голод может когда–нибудь случиться в России (а именно – когда деревня наконец–то познакомится с социалистическими принципами организации труда!).

Кроме того, Энгельгардту было присуще крайне негативное отношение к российской внешней торговле. Экспорт зерна он считал выгодным лишь для своекорыстного помещичьего сословия, но губительным для крестьянства и разорительным для государства (которое, по его мнению, не получало от возрастающих объёмов хлеботорговли никакой реальной выгоды – а напротив, всё больше разорялось, запутываясь во внешних долгах).

Что ж, негативистский подход к вопросам внешнеторгового баланса, тарифной политики, валютного курса и государственного займа был свойствен многим «оппозиционно настроенным умам». И не только из народнической среды! – достаточно вспомнить армейского пехотного генерала (и историка–любителя) Нечволодова…

Позиция Энгельгардта в данном вопросе была совершенно анти–государственнической. По счастью, министры Российской Империи были большими прагматиками, чем этот провинциальный аграрий. Но характерен пафос Энгельгардта: «Продавая немцу нашу пшеницу, мы продаём кровь нашу, то есть мужицких детей». Можно подумать, какой–то правительственный злодей, облечённый властью, отнимал хлеб у крестьянских детей (или их родителей) и отвозил его за море!..

А ведь так и будет! – когда российские социалисты, идейные последователи Энгельгардта, станут отнимать у крестьян выращенный ими хлеб (в целях его справедливого распределения), а самих крестьян мобилизовать на общественные работы (тот самый «производительный коллективный труд»). И вот тогда в России действительно разразится невиданный, страшный голод – с миллионами жертв, с поеданием детей родителями и похищением трупов из могил…

А потом весь сельскохозяйственный уклад российской деревни перестроят (почти по Энгельгардту) приехавшие наконец–то из города передовые, прогрессивные люди – «двадцатипятитысячники». Что ж, на «городских» и была вся надежда Энгельгардта! – сами–то крестьяне к социалистическим идеям оказались глухи… И вот тогда вся земля окажется у крестьян в коллективной собственности (равно как и скот и вообще все средства производства), и появится возможность для коллективного производительного труда на ней. И вот тогда в России опять разразится страшный голод – с миллионами жертв, с поеданием детей родителями и похищением трупов из могил… А хлеб («кровь нашу, то есть мужицких детей»), отнятый у крестьян, российские социалисты будут продавать немцам!

История любит посмеяться над утопистами – превращая их вымышленные утопии в реальные антиутопии.