– Что с тобой, Ксаверий? – произнесла Рашель с вызовом и высвободила руку, – Твоё амикошонство граничит с наглостью.
– Кто бы говорил? Разве не ты целовалась со мной на набережной?, -усмехнулся он, состроив гримасу, выражавшую крайнюю степень снисходительности.
– Я жалею об этом, -вздохнула она, -Впрочем, довольно воспоминаний! Ты хотел поговорить со мной о каком-то деле?
– Я хочу понять, как ты когда мне относишься…
Неужели ты все забыла, Рашель? Неужели наша любовь осталась в прошлом? И нас ничего не связывает, кроме печальных воспоминаний?
– Любовь? Это с моей стороны была любовь, а с твоей -один денежный интерес. Давай не будем сотрясать воздух воспоминаниями.
– А ты изменилась, Рашель, огрубела среди своих машинистов и обходчиков. Где нежность и загадочность романтичной барышни, тоже в прошлом?
– Ты меня утомил, Ксаверий. Если тебе ничего не нужно, то нам лучше разойтись.
Рашель сделала вид, что уходит, но Стоцкий остановил ее.
– Помоги мне, Рашель, -выдохнул он- Хотя бы в память тех дней, когда мы были счастливы, помоги.
– Какая помощь тебе нужна, -помедлив, спросила она, – Мне казалось, если ты два года успешно скрывается от полиции, то…
– Это ничего не значит, -быстро произнёс Ксаверий, – Пойми, они использовали меня и… предали.
Видно и в самом деле он чувствовал себя загнанным в угол, если решился попросить помощи у бывшей возлюбленной – такая мысль промелькнула у Афони, ставшего невольным слушателем душевных излияний лица, находящегося в розыске.
Он поведал, что, как только полиция заинтересовалась им в связи с убийством Тани, ни один эсэр не захотел протянуть ему руку помощи.
– На твои деньги я рассчитывал доехать до Санкт Петербурга и там затеряться, но заболел в дороге, и меня сняли с поезда. Я не хотел в земскую больницу: там непременно спросили бы паспорт. Я пошел, куда глаза глядят, и упал на дороге. Очнулся в окружении монахов. Мне потом разъяснили, что ссадили меня на Озёрной, а там недалеко до Елизаровского монастыря. Выздоровев, я остался послушником.
Рашель недоверчиво хмыкнула:
– Ты пытаешься меня убедить, что православные монахи приняли у себя католика?
– А кто спрашивал у меня документы? – ответил Ксаверий вопросом на вопрос.– То есть, конечно, спросили, как мое имя, и я сказал"Василий Смирнов,».
– Ну, Василий Смирнов звучит почти так же, как Иван Иванов. Не думаю, что они тебе поверили.
– Однако оставили у себя. Я много размышлял, Рашель, почему так случилось? Вероятно, сам Бог привел меня в монастырь, и я затаился. Возврат к прошлому уже был невозможен.
– Ты раскаялся?
– Я затаился.
– Значит, ты богохульствуешь, если пользуешься приютом у монастырской братии, -скептически произнесла Рашель, -А сам не веришь ни в бога, ни в черта, а лишь в террор. А теперь ты вынужден ломать комедию, якобы молясь.
– Якобы?, -повысил голос Стоцкий и тут же перешёл на яростный шепот, – Если хочешь знать, я молюсь искренне, ведь, как ни крути, Таня… Я хотел только попугать, а потом понял, что она не дышит.
– Ради бога, без подробностей, -Рашель резко остановила его, -Ты не на исповеди, а я не твой духовник. Что тебе от меня надо? Денег?
