В первый же вечер служебной командировки в Москву на фестиваль театров малых городов России, я позвонил из гостиницы своему питерскому приятелю, известному радикальными патриотическими взглядами.
– Саша! Привет! Ты как-то рассказывал о Русском легионе. Не подбросишь мне их московский адресок?
Сашку многие считали не совсем нормальным. Да и сам я при первой нашей встрече был того же мнения. Но стоило мне с ним пообщаться, увидеть его картины, почитать его стихи, и мнение мое переменилось на прямопротивоположное. Сашка обладал огромным интеллектом и неисчерпаемым творческим потенциалом, что давало ему право на снисходительное отношение к массе суетливых человечков, копошившихся в пыли проходящей мимо истории. Ему нравилось разыгрывать из себя дурачка и наблюдать за самодовольством своих собеседников, не видящих дальше кончика собственного носа, распухшего от гордыни до размеров мирового экрана, защищающего внутренний мир его обладателя от потоков разума, совести, чувственности… Многое в творчестве Сашки было созвучно моему душевному самочувствию. Он умел находить красоту там, где другой ее не видел. Он спасал красоту, обращая на нее внимание своими картинами. Когда-то он работал художником на Ленфильме, а когда Союз развалился, а следом и мощнейшая киностудия, Сашка не ударился в бизнес, отказался от заманчивых предложений и остался свободным художником, берущим заказы только для того, чтобы обеспечить себе минимум на пропитание, содержание квартиры и студии. «Мне противно работать на этих подонков, прорвавшихся к власти, – заявлял он, – Если бы я увидел, что для торжества идеи всеобщей справедливости нужна была бы от меня жертва творческой свободой, то я, не задумываясь, пошел бы работать туда, где был бы наиболее полезен – убирал бы мусор, мел улицы, пахал землю… Но делать что-то сейчас – это лить воду на мельницу, которая тебя же и перемелет. Демократия и рынок – это подлейшие демагогические изобретения, направленные на оболванивание и порабощении народов, но я ничего не могу им противопоставить, так как нет организации, способной осуществить противостояние, нет лидеров»… И все же, у Сашки были интересные знакомых в самых различных слоях общества, в том числе и среди тех, кто пытался что-либо доказать с помощью оружия.
Ни о чем не расспрашивая, Сашка продиктовал мне номер сотового телефона. Я тотчас же по нему перезвонил, и мне назначили встречу на Манежной площади.
Москва. Центр. Манежная площадь. Ясный солнечный день. Нескончаемый поток машин. Толпы гуляющих на фоне всемирно известных исторических стен Кремля. Под площадью ворчит супермаркет. То и дело мелькают «членовозы» с «мигалками». Чиновники рангом пониже важно шествуют к своим кабинетам, облачившись в униформу – черный костюм, белая рубашка, непонятного цвета галстук. Вокруг Манежной попарно гарцуют конные милиционеры. Красные попоны на лошадях, подогнанная по фигурам форма на всадниках. Может быть, это ряженые, как тот боярин на Красной площади, с которым может сфотографироваться любой желающий?.. Да, нет. Похоже – это взаправдашние стражи правопорядка…
С громадного экрана над входом в метро москвичей и гостей города приглашают в театр Эстрады на «Труп на теннисном корте» с Хазановым и Мигицко, представляется новый номер журнала «Культ личностей» с Гурченко, Фоменко и Муссолини – «диктатором и сердцеедом», напоминается о концерте Ларисы Долиной и Игоря Бутмана, о галерее высокой моды… «Культурная жизнь» столицы бьет ключом, впрочем, как и деловая. Нынешние москвичи известны своей деловитостью. Все более или менее крупные дела делаются в Москве. Подавляющее большинство перемещающихся по Манежной – молодежь с пивом, сигаретой и «мобильником».
