Юрий Григорьевич согласился – он хотел бы сделать несколько набросков Везувия, который хорошо виден из окон нашего номера. Мы с женой были рады принять их у себя. Еще я обратил внимание на то, что вместо обычного дуэта неразговорчивых русских, на завтраке присутствовал только один из них. Он рассеянно тыкал вилкой в салат, видно, скучал без своего товарища.
В номере Юрий Григорьевич поставил стул в метре от окна и стал карандашом набрасывать этюды. Но Везувий был сегодня плохо виден, пасмурно. Но хочу заметить, что и в ясный день его вид из нашего окна не так романтичен, как вблизи – все-таки Везувий находится далековато от нашего пансионата. Я высказал свою точку зрения по этому вопросу вслух, на что Юрий Григорьевич ответил довольно неожиданно для меня:
– Плохих видов в природе не бывает. Она не предусмотрела в себе некрасивого. Правда, здесь природа ухожена человеком и в ней нет присущей для нее силы. Сентиментальная открытка. Надо мне сейчас сбросить с горы налет искусственности и показать, каким был Везувий в первозданном виде, много тысячелетий назад. Может быть, до появления человека…
– Да. – Согласился я, пораженный глубиной его рассуждения, но внутренне не согласный с ним. – Но может быть, изображать надо все реалистически – как оно есть на данный момент?
– Да, можно и так писать. Но если хочешь увидеть глубину и тайну Везувия, то этот вулкан необходимо раздеть. Только в этом случае можно докопаться до истины.
– Это ж натурализм? – Возразил я. – Так нельзя писать пейзажи, я имею ввиду природу. Может получиться хуже, чем у импрессионистов.
– Не скажите. Импрессионизм, по своей сути, натуралистичен. Он выхватывает из времени один миг возвышения природы. А натурализм? Не знаю. Наша русская природа не требует натуралистичности в изображении, как здесь. Она не приукрашена, естественна и вся ее философская мысль и глубина у тебя перед глазами. Вдумывайся в нее, и размышляй. Поразмышлял, бери и пиши – будет реалистично. Здесь же для реалистической картины надо подчищать природу, чтобы она выглядела естественно. Парадокс цивилизации, чтобы слиться с природой, надо подогнать ее под свою мерку. Может я не прав, но я русский человек и натуралистическое отношение к природе, видимо, генетически заложено во мне.
Я с ним не спорил, видя, как он торопливо делает наброски и быстро меняет листы с видами Везувия, как будто у него впереди еще не две недели отдыха, а осталось всего несколько часов. Да и признаюсь, что я немного слабоват в понятии импрессионизма, сюрреализма, кубизма и прочих искусствоведческих «измов».
Наши жены разговаривали между собой и мое вмешательство в их разговор не находило у них поддержки, и я вынужден был тыняться по номеру, попивая сухое итальянское вино в одиночку.
Вдруг, лежащий на папке художника мобильный телефон, с которым наш знакомый никогда не расставался, глухо загудел. Следует отметить, что до этого наш знакомый никогда им не пользовался. В крайнем случае, при мне он никогда не звонил и ему не звонили. Впрочем, тогда мобильники у нас только входили в повседневную жизнь. Юрий Григорьевич резко бросился к телефону и приложил его к уху. Я увидел, как сразу же напряглось лицо его жены и она, как и вчера вечером, с выжидательной тревогой стала смотреть на мужа. Вчера в ресторане мне показалось, что она чего-то испугалась – кажется, выхода мужа на эстраду и признания, что он профессиональный художник. Юрий Григорьевич сказал в трубку «Алло!» и потом отключил его, пояснив, глядя в сторону от нас:
