Ну, подсобрали мы хвороста, развели большущий костёр, лапника нарубили. Доели остатки наших домашних припасов. Ничего уже и не осталось почти. Мама эти «остатки былой роскоши» аккуратно на всех поровну распределила. А в животе-то всё-таки посасывает. Хорошо ещё, что соседи с нами своей провизией поделились. Малость, но приятно: люди остаются людьми – несмотря ни на что… Кое-как улеглись, прижались друг к другу, притихли. Костёр потрескивает, теплом от него веет. Но и холод даёт о себе знать: сладко не поспишь…
Перед сном замечаю: какие здесь, на Алтае, деревья – высокие, раскидистые, красивые! Ели, сосны, ещё какие-то – я и названий их даже не знаю: у нас, на Волге, такие не растут…
Так вокруг костра и переночевали. Наутро встаём – хлебаем горячую водичку, закусываем её маленьким кусочком хлеба – и снова в дорогу! Руки-ноги разогреваем: они с трудом передвигаются – после ночи на сырой, холодной земле. А дедушка с бабушкой совсем идти не могут. Еле пристроили их на две разные телеги. «Старики же: они не тяжёлые – почти невесомые!» – убеждаем возниц. Убедили – слава Богу!
Бредём дальше – долго бредём. Сил уже – никаких. К вечеру, наконец-то, показалось предписанное нам село. Съехали с широкого тракта – и вниз, к реке.
Место красивое. Всё село – на одном берегу Катуни: будто червячок вдоль русла лежит. А на другом берегу – тайга: могучая, сплошная, дикая. Ого-го! Это – как в Амазонии: у Жюля Верна что-то такое я читал – про дремучие, непроходимые леса…
Словом – приехали! Останавливаемся на площади: возле колхозной конторы (правления), напротив здания бывшей церкви – со сбитым крестом. Тут уже небольшая толпа собралась: в основном бабы, старики и мальчишки, последние – с палками почему-то. Впереди – крепкий, нестарый ещё дядька, в справных сапогах и щёгольской кожаной фуражке. «Председатель колхоза, – нам возница полушёпотом сообщает, – Фёдор Иванович!».
Встал этот Фёдор Иванович по-хозяйски – руки в боки, оценивающе оглядел нас всех и спрашивает: «Кузнецы есть?» В ответ – молчание. «Ясно! А плотники и механизаторы?» Тут дядя Эмиль голос подал: он любой трактор может собрать-разобрать – не то что на нём работать! «Ну ладно! – подытожил свой короткий опрос Фёдор Иванович. – А теперь расходитесь по избам – кому куда назначено! Завтра с утра поконкретнее разберёмся!»
К нам подошла старушка – в белом платке. «Я, – говорит, – Ольга Васильевна. Пойдёмте со мной! Уж не обессудьте, коли что не так!» После этого знакомства как-то даже бодрее на душе стало. Мы с Алькой подхватили дедушку – под руки с двух сторон – и поплелись вслед за старушкой. Папа с мамой телегу сопровождают – чтобы имущество наше возле нового пристанища выгрузить.
А меня вечное моё любопытство и здесь распирает. «Ольга Васильевна! – обращаюсь к нашей новой хозяйке. – А чего это мальчишки с палками-то в толпе стояли?» Она повернулась ко мне и как-то смущённо улыбнулась: «Так нам же сказали: «К вам фашистов на постой привезут! Они все – богатые, но страшные!..». Вот мальчишки и взяли палки – «фашистов бить»… А на поверку-то оказалось: такие же вы бедолаги, как и мы». Мама ей про Поволжье давай рассказывать. Ольга Васильевна оживилась. «У меня, – говорит, – дедушка откуда-то с Волги был. Давно сюда, на Алтай, перебрался – лет 70 назад».
Подъехали к избе: три окна на улицу, крыша мхом зеленеет – видно, что трухлявая: протекает наверняка. Ольга Васильевна снова перед нами как бы извиняется: «Уж не обессудьте (похоже, это словечко у неё из самых любимых): в избу пустить не могу – у меня там невестка, Анна, с двумя детьми обретается, сын-то мой, муж ейный, – на фронте. Так что вам придётся здеся – в сенях квартировать. Не переживайте, однако: тута не больно холодно – у нас печь-то русская и одной стороной в сени выходит, обогревать как ни то, а будет».
