Позже Рощин узнает, что на «операцию» по его аресту было задействовано отделение контртеррористической группы «Альфа». 72-ю, по счастью, не дали – следак оказался все же не такой уж законченной сволочью. Осудили по стандартной 177-й, то бишь нарушение правил обучения карате. Им, законотворцам, один хрен – что карате, что тэквондо, что ниндзюцу. Раз ногами машут нерегламентированным способом в неподконтрольном властям месте, да еще организованной группой – пожалте сто семьдесят седьмую. Как сказал в обвинительной речи прокурор, тренер Рощин вероломно использовал в тренировочном процессе и соревнованиях чуждые советским людям идеи и ритуалы, способствующие развитию жестокости, беспощадности и индивидуализма.
Три года ИТК[6] усиленного режима. Конфискация нехитрого имущества, далее – зона. За все время «командировки» Рощину ни разу не пришлось применять своих боевых навыков. Это в фильмах только – приходит крутой боец в камеру или на зону и тут же местных авторитетов своим кулачным умением на место ставит. В кино это – пожалуйста. А на зоне – свой порядок, своя иерархия. Нарушать ее, руками-ногами махая, можно раз-другой, ну – от силы третий. А там иерархия найдет управу, найдет неминуемо, будь у тебя хоть десятый дан. Здесь выжить можно, только четко поняв для себя, что ты за персонаж и где в здешней иерархии твое законное место. Не по ментовским, а по зоновским понятиям законное.
По зоновским понятиям Рощин был «мужиком». А «мужик», он прежде всего работает. Не бугром-бригадиром, а простым работягой. Потому мужики ни на какую власть среди блатарей не претендуют, но и не прислуживают. В дела блатных не встревают, так как права такого им не дано. Ну, так для блатных зона – малая родина, потому им и порядки здесь устанавливать. Свои, зоновские порядки. А «мужику» потом к нормальной, не блатной жизни предстоит возвращаться, к своему, «мужицкому» порядку.
К слову некоторых «мужиков» блатные прислушиваются – вроде как противостоящие стороны прислушиваются к голосу нейтральных, неприсоединившихся. Однако это если только с абвером (то бишь оперчастью), с отделом режима, с прочей администрацией у «мужиков» никаких дел нет. Иначе – никакого нейтралитета, иначе – противостояние. Такое же, как у урок с администрацией.
Так вот от звонка до звонка и оттрубил Рощин почти все три положенных года.
Из всех парней его группы в ИТК Рощину писал только Илья. От него Рощин и узнал, что стало с остальными ребятами. Большая часть окончила институты и техникумы, посещала другие спортзалы от случая к случаю. Эдик Щукин получил пятнадцать лет за участие в ограблении инкассаторов и сопротивление работникам милиции. Двое довольно перспективных, крепких пацанов поступили на учебу в школу МВД и о Наставнике старались не вспоминать вообще. Еще один парень – Леша Горобцов – погиб в Афганистане, где проходил срочную службу, и был посмертно награжден орденом Красной Звезды. Так ли иначе, но с боевым искусством ниндзюцу как таковым завязали практически все. Все, кроме Ильи Коршунова.
– Я тренировался каждый день… Четко, по вашим методикам! – Этими словами встретил своего наставника Илья, один из всех учеников пришедший к воротам колонии, когда очередная амнистия даровала свободу Михаилу Рощину. Как единожды судимому и вставшему на путь исправления.
– Посмотрим, Илья…
А посмотреть было на что. Коршунов не только не потерял боевой формы, но заметно прибавил. Он за считаные секунды, точно обезьяна, взлетал на самую верхушку высоченного, почти лишенного сучьев дерева, шутя перешибал несколько кирпичей, а в спарринге Рощин с трудом блокировал его жесткие удары и далеко не всегда пробивал защиты.
