Глава VII. Новый кандидат в короли
Как уже говорилось, француженка Мария-Людовика готова была до последнего поляка биться за сохранение на польском троне своего второго мужа, Яна Казимира. Немецкий генерал, коронованный шведской короной, также не намерен был отказываться от претензий на польский престол. Вдруг оказалось, что на польскую корону претендует еще один монарх – русский царь Алексей Михайлович! Сами поляки узнали об этом… на дипломатических переговорах.
Князь Никита Иванович Одоевский имел вполне подходящую для дипломата внешность: немолодой, полноватый, с горделивой осанкой и властным взглядом. Войдя в шатер для русско-польских переговоров о мире, он барственно поприветствовал польских комиссаров, прибывших на эту встречу, и тут же начал диктовать свои условия мира: король Ян Казимир должен уступить царю все Великое княжество Литовское и заплатить военные издержки русского государя. Издержки, заметим, были велики – в 1654 году Россия потратила на борьбу за воссоединение с Украиной 800 тысяч серебряных рублей, а в 1655 году и вовсе невероятную сумму – полтора миллиона[20].
Когда князь Никита Одоевский потребовал от Речи Посполитой такие средства, то польский дипломат – воевода полоцкий Ян Казимир Красинский – аж поперхнулся от подобных слов. Русский посол окатил его взглядом, полным презрения, словно холодной водой.
Никита Иванович считал, что у него есть основания для такого поведения. Он прекрасно помнил, как прискакал к нему в Вильно посланец воеводы полоцкого договариваться, где вести переговоры о мире. Никита Одоевский предложил тогда встретиться в чистом поле в шести верстах от Вильно, каждому поставить на поле шатер для жилья, а уж шатер для переговоров установит он, богатый посол могущественного московского царя. В ответ на такую уступку польский гонец вдруг замялся, потом нерешительно объяснил: «Это невозможно». Никита Иванович тогда аж на стуле привстал от возмущения. Видя его гнев, польский шляхтич переломил свою гордость и без обиняков пояснил: у польского воеводы нет шатров. Еще бы! У воеводы полоцкого и воеводства-то не было. Ведь именно из занятого русскими стрельцами Полоцка и отправился в столицу Великого княжества Литовского город Вильно, князь Одоевский договариваться о переговорах. Вильно, кстати, также был в русских руках. Поэтому польский гонец нисколько не удивил русского посла признанием в бедности. Дипломат тогда барственно кивнул дьяку Юрьеву: выдать голодранцам русский шатер, чтобы не пришлось вельможным панам спать на траве. И что же, живут в русском шатре и еще морщатся, выслушивая русские предложения о мире! Ох, нахальные, однако, голодранцы попались!
Про себя посол думал: «Гонору много, а силы у панов мало. Войска, чтобы обороняться одновременно от нашей рати, казаков Хмельницкого и шведов им никогда в жизни не набрать. Денег заплатить московскому царю тоже нет. А отдаст король Литву, панство в гневе переметнется на сторону Карла X, стоит ему только пообещать сохранить Вильно, Киев, Смоленск в составе Речи Посполитой. Получается, куда ни кинь, всюду клин! Ишь смотрит-то на меня как! Ничего, помучайся маленько, скоро я тебя таким пряником медовым угощу, что враз полегчает!»
Пока Ян Казимир Красинский с гневом смотрел на посланца московского царя, маршал Христоф Завиша, учтивый и столь элегантный, словно провел ночь не в походном шатре, а в опочивальне дворца, с улыбкой произнес:
