– Достаточно. Расходимся.
Неудовлетворённые зрители быстро разбежались, а Вася повёл меня домой. Уже поздно вечером в постели с пакетиком льда на опухшем глазу, я рассуждал: «Откуда они узнали, что я еврей? Чтобы меня не „компрометировать“, мама вообще не появлялась в школе. Наверное, кто-то видел, когда она подавала мои документы. Ну что ж, теперь, по крайней мере, она может спокойно ходить на родительские собрания,» – решил я, засыпая и пытаясь таким образом хоть как-то смягчить результат столь позорного поражения.
Назавтра, когда я проходил мимо Рема Хотянова, он, подставив мне подножку, прошипел: «То же мне, Троицкий! А драться не умеешь!»
Рем был маленького роста, ярко рыжий еврейский мальчик. Его лицо покрывало несчётное число больших и маленьких налезавших друг на друга веснушек. С ним никто не общался по одной причине: общаться с ним было опасно. Если что-то ему не нравилось, он сразу же бил в морду. Я это понимал так: ему своей физиономии абсолютно не жалко, испортить её было невозможно. И потому его боялись все, даже ученики из старших классов.
Вася упросил классную руководительницу пересадить меня за парту рядом с ним. И с тех пор мы за одной партой просидели вплоть до самых выпускных экзаменов. Иногда Васю «охватывали особые дружеские чувства», и тогда, обращаясь ко мне, он спрашивал:
– Скажи, вот если бы я сделал что-то очень незаконное, украл или убил кого-то, и меня бы искали и хотели схватить, ты бы меня спрятал?
И я, всегда предварительно взвесив все «за и против», обещал, что обязательно спас бы его. Но вот пришёл в Москву Всемирный Фестиваль Молодёжи и Студентов. У меня случились два билета в Парк Культуры имени Горького на встречу с иностранными студентами. Я пригласил с собой Васю. Когда мы прошли билетный кордон и оказались на сравнительно малолюдной аллее, к нам подошли трое парней и попросили оставшиеся у нас использованные билеты. Я, опасаясь, что они ещё могут понадобиться, отказал, за что после нескольких несвязных слов получил по физиономии. Вася занимался в боксёрской секции, и казалось бы это был великолепный шанс продемонстрировать своё искусство, но, увы, когда я обернулся, Васю не увидел. Он появился из-за кустов уже после того, как драчливая троица убежала. После этого случая Вася более не приставал со своим дурацким вопросом, я же усомнился в верности его теста относительно дружбы.
А Скундины вскоре оба стали моими близкими друзьями. При произошедшем объединении обучения с девочками мы оказались в одной щколе. Как-то при мне наши одноклассницы удивлялись: вот Скундины – близнецы, но совершенно не похожи друг на друга. И кто-то сразу добавил: «а на евреев похожи оба. Удивительно!»
Меня же поразил не «уникальный» феномен непохожести, а нечто совсем другое: я вдруг почувствовал себя «своим» среди «своих». Говорят при мне о евреях, будто я не имею к ним никакого отношения. Конечно, меня это нисколько не огорчило, но ночью в кровати я долго вертелся с боку на бок и не мог заснуть. Меня мучил простенький вопрос: что же это за несправедливость, я вдруг стал своим, а Марк и Юлий – всегда будут чужими.
В детстве я не любил читать, но вот летом после девятого класса со мной произошло чудо и вместо того, чтобы, как прежде, все дни проводить с приятелями на улице, я сидел на балконе и читал. Почему-то мне особенно нравились Гончаров, Лесков, Шолом-Алейхем и Свирский. Именно тогда у меня впервые возник вопрос: то, что я – недожидок – это ясно, а вот чего во мне больше – еврейского или русского?. Чтобы ответить на него я решил осенью, вернувшись в город, посетить церковь и синагогу и попытаться почувствовать, что мне ближе.
