Русское дворянство времен Александра I - страница 27

Родители часто не понимали потенциальной пользы для своих сыновей и дочерей от формального изучения академических предметов, которые, казалось, так мало имели практического применения в их повседневной жизни, особенно с учетом военной карьеры. Военная служба была в конечном счете, как правило, наиболее предпочтительной перспективой с точки зрения как самих родителей, так и их сыновей. О таком отношении к образованию свидетельствуют слова о том, что оно «было скорее роскошью, чем необходимостью», которые приписывал своему отцу Н. В. Басаргин (дворянин из Владимирской губернии, ученик корпуса колонновожатых в 1817 году). Это замечание довольно полно отражало мировоззрение помещиков поколения его отца[136]. Например, московский дворянин и владелец тысячи крепостных, генерал-майор А. А. Тучков имел очень четкие представления о том, что должны изучать его сыновья в качестве будущих армейских офицеров: физику и химию он находил полезными, но словесность (и поэзию в частности) он полагал совершенно «пустым делом», как и музыку, а латынь считал необходимой только для священников и врачей. Наконец, «теология и философия казались ему совсем неприличными науками для военного человека»[137]. Как справедливо отмечал тогда С. С. Уваров, дворянство все еще относится к образованию с недоверием[138].

Сергей Мироненко обнаружил, что подавляющее большинство (81,8 %) членов Государственного совета в 1825 году получили домашнее образование, только А. А. Аракчеев и И. И. Дибич имели специальное военное образование (кадетские корпуса), а М. М. Сперанский был выпускником Александро-Невской главной духовной семинарии в Санкт-Петербурге[139]. Таким образом, домашнее образование было нормой для дворянских детей и обычно продолжалось до 15-летнего возраста, после чего принималось решение о дальнейшем обучении, которое, возможно, могло включать несколько лет, проведенных за границей в Западной Европе. Но это не означало конец зависимости молодых людей от родителей, которая, как правило, сохранялась даже после их вступления в брак. Мемуарная литература того периода свидетельствует о том, что важные решения принимались только с учетом мнения родителей, которые ожидали и обычно получали от своих потомков безусловную любовь, преданность и послушание.

Эта культурная особенность объясняется прежде всего тем, что до смерти родителей сыновья обычно оставались их иждивенцами (если только они не получили существенное приданое от семьи невесты)[140]. Например, Э. И. Топчиев в своих воспоминаниях отмечал, что после своего производства в офицеры по выходе из дворянского корпуса в 1819 году он не мог прожить на годовую зарплату прапорщика в 450 рублей и нуждался в помощи родителей, чтобы купить многочисленные и дорогие части своей новой формы[141]. Однако родительская помощь была ресурсом, доступным далеко не всем молодым офицерам: П. А. Тучков, выходец из старинного московского дворянского рода, многие представители которого отличились на военной службе, впоследствии сенатор и член Совета Николая I, описывает, как после 1812 года для его отца настали тяжелые времена и, разбитый долгами, он был вынужден продать свои дома и подмосковную картинную галерею, а также свое солидное имение в Тульской губернии. Это означало, что, в отличие от Топчиева, молодой Тучков должен был научиться жить по своим скромным средствам, и, действительно, были времена, когда он «ограничивался одним своим жалованьем по службе»