Русское государство и его западные соседи (1655–1661 гг.) - страница 21

. В официальном ответе содержание этой краткой пометы было изложено следующим образом: «по той статье царского величества указ будет вперед, а ныне та статья отложена до съезду посолского»[156]. Таким образом, в конце 1655 г. окончательное решение о характере будущих отношений со Швецией не было принято. Много здесь зависело от того, с какими предложениями приедут в Москву шведские «великие» послы[157].

Шведское посольство было отправлено для подтверждения Столбовского мирного договора еще в июле 1655 г., но послы, как сообщал русский гонец в Курляндию Я. Поздышев, приехав в Ригу в момент вступления шведских войск на территорию Великого княжества, задержались там, ожидая, «что учинитца под Вильном»[158]. Приехав в Москву в октябре 1655 г., «великие» послы ждали здесь возвращения царя из похода. В декабре Алексей Михайлович вернулся в Москву, 21 декабря он принял шведских послов, а 23-го начались собственно переговоры, где с великими послами встретилась большая делегация во главе с Н.И. Одоевским, в нее входил и глава Посольского приказа думный дьяк Алмаз Иванов[159].

На приеме у царя 21 декабря шведские послы заявили, что цель их посольства это добиться подтверждения Столбовского договора в связи со сменой монарха на шведском троне и уладить «сорные дела» между государствами[160]. На встрече с русскими представителями 23 декабря добавилось предложение о заключении союза против Яна Казимира и его сторонников («и на того б, де, общего неприятеля надобно стоять заодин»)[161]. Шведские послы передали русским представителям обширную записку с предложениями о расследовании пограничных столкновений и жалоб «свейских торговых людей». Документ не содержал главного – в нем не было никаких предложений об изменении текста Столбовского договора в связи с появлением новых границ между государствами. Напротив, в записке утверждалось, что «ныне не подобает о рубежах спороватца или бранитца», и предлагалось все это «отложить на иное время»[162].

При таком положении дел на встрече, состоявшейся 2 января 1656 г., был поднят вопрос о признании шведской стороной новых титулов Алексея Михайловича – «Белыя России», «Литовский, Волынский и Подольский». Заявление послов, что им «про те царского величества титлы неведомо», вызвало возмущение русских представителей, так как вопрос о признании этих титулов царя неоднократно поднимался в русско-шведской дипломатической переписке[163]. Послы пояснили позднее, что так получилось «для короткого их отпуску», «за неведомостью», но им «собою того переменить нельзе». Когда русские представители предложили отправить к королю гонца за новыми инструкциями, последовал ответ: «королевского величества сыскать неведомо где, разве, де, им, послом, за гонцы ехать самим назад»[164]. Споры по этому вопросу тянулись, принимая острый характер. Послы предлагали отпустить их из Москвы – «живут, де, многое время, а дела у них никакова не учинено»[165]. Лишь 26 январи они согласились отправить гонца к Карлу Густаву за новыми инструкциями[166]. Заслуживает внимания и еще один эпизод на этой стадии переговоров. В ответ на жалобы с русской стороны на захваты русских земель шведскими военачальниками послы заявили, что «им, де, про то неведомо»[167].

Поведение шведских послов опровергало заявления М. Делагарди, что с их приездом будут решены все спорные вопросы в отношениях между государствами. Как представляется, у русских политиков должно было сложиться впечатление, что принимать какие-то серьезные решения шведские послы не намерены и их цель состоит в том чтобы тянуть время, пока Швеция не утвердится окончательно на польских землях, а затем придет очередь и России. В таких условиях на первый план выдвинулся вопрос о превентивной войне со Швецией, чтобы сорвать планы Карла Густава.