– Хорошо, – согласилась я.
Тяжёлый автобус с футболистами притормозил, осел, выдохнул, выпуская отца. В руках у отца был клетчатый плед.
– Я подумал, что ночью может быть холодно, – виновато пояснил отец. – Хотел взять что-то более приличное, но я не разбираюсь в твоих вещах, и времени, знаешь, не было, а ещё эти танцы с саблями задним фоном…
– Спасибо, годится, – сказала я бесцветным голосом и, взяв из его рук плед, накинула себе на плечи. Поднесла сложенные лодочкой ладони к лицу, чтобы проморгаться от слёз. – А носового платка у тебя нет, случаем?
Мы отправились в ближайшее кафе, неожиданно дорогое. Впрочем, за полночь дешёвые не работают. Так как отцы редко посещают кафе со взрослыми дочерями ночью и так как он был в мирском, не в подряснике, мы наверняка гляделись как пара: зрелый дядька и его юная пассия. Посетители за соседними столиками на нас посматривали, официант, однако, не подавал вида. Я немного мстительно заказала жаркое из баранины и красного вина: мол, будете воспитывать, а Васька будет слушать и есть. Папа и бровью не повёл. Более того: он и себе налил вина, пояснив:
– Сейчас хоть и Великий пост, но думаю, что Господь простит.
«Какая ты прелесть!» – чуть не сказала я вслух. Наверное, только в ту секунду я перестала его бояться.
Мы говорили долго, полностью искренне и впервые – о земных вещах, а не о Великом Инквизиторе. Говорила в основном, конечно, я, вылив на голову отца дикий коктейль из моих голубых мечтаний, красно-коричневых возмущений и розовых надежд. Кажется, вилла на итальянском побережье тоже была упомянута. А он вовсе не собирался возражать, просто слушал, внимательно, как слушают взрослую женщину. Подытожил ближе к концу:
– Тебе обязательно нужно поступать – сразу в Академию, если ты так в себе уверена, или, может, в художественное училище – туда тоже большой конкурс. А весь одиннадцатый класс готовиться – и что если тебе перейти в городскую школу?
– И ездить туда каждый день? – усомнилась я. – Первый автобус приходит в 9:05, я не буду успевать на уроки!
– Нет; а вот если бы найти с проживанием…
– А что, есть такие?
– Я могу поговорить с отцом Василием.
– Кто такой отец Василий, и при чём он здесь?
– Отец Василий – важная шишка в епархии, и… как ты смотришь на… только не говори «нет» сразу!
– Папа, я на всё что угодно смотрю замечательно, даже на то, чтобы стать наложницей арабского шейха, я готова к чёрту на рога, лишь бы только не оставаться в Лютово ни одного дня больше!
Отец развёл руками. Юмористически заметил:
– Не спеши к чёрту на рога, а то очень легко можешь там оказаться! У меня, понимаешь, нет знакомого арабского шейха. У меня есть знакомый директор православной женской гимназии. Прямо при гимназии общежитие.
– А… это платно, наверное?
– Да, – признал отец. – Но для детей клириков скидка. И у меня будут деньги на один год. Я откладывал на ремонт фундамента, но это, видишь, стремительно перестаёт быть актуальным…
– Папа, дай я тебя расцелую!
– Желательно не здесь, а то на нас и так косятся…
– Скажи, пожалуйста, почему ты до сих пор не развёлся?
– Тебе будет сложно понять…
– Потому что я полная дура, да?
– Нет, ты очень умненькая девочка… девушка то есть.
– Может быть, уже женщина? – не удержалась я от провокации в духе Лизы Хохлаковой. Отец только поднял вверх ладони, как бы сдаваясь:
– Если девушка – уже женщина, то это её личное дело.
