Рутина - страница 22

– Слушай. Я немного влюбился. Но я хочу остаться с тобой.

Сигита не плакала, не ругалась, но была расстроена. Договорились, что будем держаться нашего союза. Когда я закончил разговор, сразу получил эсэмэс от Жени:

«Тогда сиди на своем старом проверенном стуле:(».

Мне нужно было успокоиться. Я решил принять ванну. Всегда брезговал это делать в общаге, но сейчас было все равно. Сполоснул рыжую от ржавчины ванну, набрал воды. Было хорошо. Я слышал, что Доктор Актер вышел в коридор и говорит Михаилу Енотову:

– Стасик, угомони своего бешеного друга. Почему он так себя ведет? Я ему не младший брат!

Он ответил Доктору Актеру что-то насчет того, что зажать интернет для соседа как минимум нелепо.

Я занырнул с головой, чтобы спрятаться от смущения, чуть подавился водой. Выждал, когда их диалог закончится, и вынырнул, отплевываясь.

Джинсы валялись на полу, телефон лежал в кармане. Я уже немного расслабился, когда пришло еще одно сообщение. Вытер руку и прочитал:

«Я у общаги. Внизу. Жду тебя».

Через пять минут мы целовались на крыльце и пили коньяк, который Женя привезла с собой. Меня быстро шибануло. Как во сне, мы валялись на диване в фойе шестого этажа, потом я пытался ее раздеть на кухне своего десятого на деревянной лавочке. Еще она сидела на плите, скрестив ноги за моей спиной, я терся ширинкой ей между ног через колготки. Мы гуляли по акведуку и уговаривали пьяного бомжа встать с замерзшего тротуара. Женя уехала под утро, оставив меня со стояком и пытающимся понять, что же это было.

Моя намечающаяся интрижка сработала быстро и терапевтически: у Сигиты прошла и чесотка, и панические атаки. Через пару дней она изъявила желание вернуться в общагу.

Только вот щенок умер. Вроде бы начал выздоравливать, даже играть с Оскаром, а потом опять слег и уже не вставал. Вызывали ветеринара, но и тот не смог помочь.

Начались морозы, и я тащил труп щенка в пакете. Сперва было нормально, но когда тело заледенело в жутко неудобной позе, а пакет порвался, стало казаться, что это полуметровое тельце весит тонну. Сигита шла рядом, я останавливался каждые двадцать метров: поворчать, перехватить, отдышаться. Мы немного проехали на троллейбусе, потом тащили его от остановки. План был такой: попросить у наших вахтерш лопату и закопать его в парке за улицей Касаткина.

В этот вечер было слишком холодно, где-то минус двадцать. Я прикинул, что мне не раскопать землю в такую погоду. Спрятал труп щенка за мусоркой. На следующий день было немного теплее. Я предложил Джиму помочь мне. Неожиданно он отказался.

– Как это? – спросил я наивно. – Ты же христианин.

– Ну и что? – ответил Джим. – Выбрось труп в мусорку. Это же не человек. У него души нет.

– С ума спятил? Как это нет души? Это же не кусок пластмассы, а зверь. В мусорке он оттает и будет вонять. К тому же этот пес был дорог моей девчонке. Надо его похоронить нормально.

– У меня были щенки, и они умирали. Я с ними не церемонился, – так сказал Джим.

Перед Михаилом Енотовым я чувствовал себя виноватым, не стал просить его о помощи. Но со мной пошла сама Сигита. В парке было тихо, прохладно, хорошо. Я управился быстро, выкопал маленькую, но глубокую могилку, уложил туда труп щенка. Мы проводили его минутой молчания, после чего я закопал яму. После похорон мы поехали в гости к Сигитиной подруге. Подруга напилась и поругалась со своим парнем. Мы с Сигитой заперлись в ванной, чтобы не слышать ссоры, целовались, ласкали друг друга. Как в первый раз. Подруга долбилась в дверь, кричала, что ненавидит своего парня. Мы решили не открывать. Подруга грозилась выкинуться в окно. Ее парень молчал и молчал, но потом тоже начал орать: