Рутина - страница 43

– Ага, понятно все с тобой.

Я затянулся и спросил:

– Какой роман ты точно напишешь? Вот прямо знаешь, что он у тебя будет, несмотря на то, что девяносто девять процентов идей уплывают от нас в никуда?

Марат на несколько секунд задумался и ответил:

– Точно. Понял, что это будет за роман. Он будет называться «Трудовая книжка»…

– Типа как «Фактотум» или «Собачья жизнь в Париже и Лондоне»? – перебил я его.

Я уже доставал из кармана плеер, чтобы найти одну свою песню.

– Ну да, типа «Фактотума», только в наших реалиях.

– Приколи, отец. У меня была такая же идея – начать с самой первой своей работы и просто сделать толстую книгу, которая будет вмещать лет двадцать моей жизни, но вырезать все, что не касается работы. Но это надо сперва дожить. И потрудиться еще придется.

– Че ты ищешь?

Я нашел песню номер один на первом нашем с Михаилом Енотовым альбоме. Она называлась так же – «трудовая книжка».

– Вот, – ответил я. – У меня даже есть песня про самую первую свою работу. Мне еще пятнадцать было, в школе учился. Об этом написал песню. Угадай, как она называется?

Марат прочитал название трека и уставился на меня, как на привидение.

– Обалдеть, сынок. Шустрый какой. Я сразу понял, что на тебя можно большую часть работы свалить, – Марат засмеялся. – Как только ты лопату схватил и начал тут бегать как ужаленный и тележки с землей катать. Мне можно не писать, выходит.

Потом Марат стал серьезным и сказал:

– Так, сынок. Шутки в сторону. Знай, что все это непросто. Я – шаман. У меня было шесть пальцев, – он показал какие-то маленькие отростки по бокам кулаков рядом с мизинцами.

Я потрогал: на ощупь походило на старую мозоль или удаленную бородавку.

– Сейчас происходит важнейший обмен опытом, – сказал он. – Когда я умру, все мои знания будут переданы тебе и Сжигателю. Поэтому я позвал тебя работать на этот объект.

– Не волнуйся, отец. Рыть траншею я уже научился.

Мы выкинули бычки и зашли в дом.

Ночевать в пятницу я поехал к своему другу Косте Сперанскому в Петергоф. Там было одно из общежитий СПбГУ.

Мы подружились с Костей еще в Кемерове, когда я только закончил школу и поступил на филфак, у нас даже была группа «макулатура» и записанные несколько лет назад песни.

Наверное, сделай мы такую группу тогда в Москве или Петербурге, опередили бы в какой-то степени время и популярность «Кровостока», если бы нашли хорошего менеджера. Позже появился исполнитель «Треш-Шапито Кач», делавший что-то отдаленно похожее, но бесталанный. Еще была группа 2h Company, которую я, при всем к ней уважении, слушать не мог. Был и первый альбом коллектива «Самое большое простое число», который по подаче больше походил на «ночных грузчиков» (и даже появился в один год с «грузчиками»), а по настроению и чувству был сравним с нашей «макулатурой». Сейчас я говорю без любви к тому, что они начнут вытворять дальше, это совершенно мертвая музыка, не вызывающая никакого волнения внутри, но первый их (или его, Кирилла Иванова) альбом попал в меня потрясающе метко – я заслушивался им, глядя на лимузины из окна своей комнаты. В общем, тогда подобной музыки было мало, альтернативный речитатив по-русски (а тем более то, что мы позже вслед за группой «Ленина пакет» станем называть словом «реп») казался диковинкой.

В общем, Костя был (и остается) для меня важным человеком, соавтором и читателем. Мы обменивались рассказами, стихами, часто переписывались, созванивались, делились новыми литературными открытиями. Я очень хотел снова делать с ним песни, потому что в «ночных грузчиках» работал своей глупой головой, погруженной в философские вопросы, пытался зафиксировать страдания ума, его мышиный бег по лабиринту отражающегося в нем же бытия. «Макулатура», чувствовал я, была моим сердцем, которое билось в настоящем моменте, моим телом, двигающимся в густой городской среде среди этих витрин, этикеток, признаков каждого дня и месяца, эмблем, шифры которых я пытался разгадать.