Золотце подергала головой и опустила голову. Белфард взял щетку и начал чистить конскую гриву. На душе было противно, словно эта слякоть во внутреннем дворе проникала в самое сердце.
«Зачем я уговорил Превосходительство встретиться с ней. Последнему глотку воды я бы сейчас предпочел изнурительную жажду».
Свод четко определял отношения храмовников и женщин, что посещали их в период Страстности. Храмовник мог иметь женой только ту девушку, что смогла зачать ребенка. Если же этого не происходило, то ученик отрекался от связей с женщинами и давал обет безбрачия. Участь девушки, что разделила ложе с будущим храмовником, была похожей. Она навсегда определялась в монахини, так как в ее сосуд уже было совершено вторжение. В Страстность мужчины возлегали только с девственницами.
На зачатие давалась только одна попытка, и на то была причина. Ген Ассов имел генетическое превосходство над другими генами. Но при этом в нем имелся изъян, что и обуславливало его редкость. Наличие гена у мужчины и женщины давало стопроцентную вероятность зачатия. Если этого не происходило сразу, то иметь детей такая пара не может, независимо от смены партнера. То есть ты обладал либо абсолютной плодовитостью, либо полным бесплодием. Таким образом, природа людей с геном Фокенау коррелировалась самостоятельно. Иначе бессмертные за пару десятилетий после Утраты заполонили бы собой весь материк.
В ту ночь, когда в келью Белфарда привели девушку в длиннополом халате – ее единственной одежде, под которой ничего более не было – он не думал, что когда-нибудь сможет полюбить. Он был циником и фаталистом, его заботил только сегодняшний день и вчерашние мысли.
Невысокая, но стройная, с широкими бедрами, волосами цвета спелого каштана и большими глазами, словно вырезанными из скорлупы кедрового ореха, она была хороша собой. Конечно же, девы из Храма Матери не всегда были такими красивыми. Обычно доставалось то, что доставалось. Но Белфарду повезло. Но только на одну ночь. А затем на смену везению пришло проклятье, вызывающее лишь воспоминания и глухую тоску.
«Лучше бы мне тогда привели Генриетту. Да хоть самого капеллана Калавия. То, что они мне подсунули, невыносимо».
Золотце ткнулась своей мордой в лицо Белфарда. Она почувствовала его тоску. Он посмотрел в глаза лошади и ему стало еще хуже.
«Такие же выразительные и полные неподдельной доброты, как у нее».
Вивьена – так звали девушку, или как сам Белфард называл ее Виви – как ни странно, ответила ему взаимными чувствами. В них вспыхнул огонь, который суждено было погасить уже утром, так же спешно, как костер после ночного привала.
Тридцать шесть лет. Он не видел ее тридцать шесть лет. Но она по прежнему его любила. Он понял это сразу, как только увидел ее на рассвете. Нежная и легкая, она не была испорчена трудом и аскетизмом быта в Храме Матери. Перед ним стояла та же, источающая запах фруктов девушка, поджимавшая босые ноги на холодном полу кельи Белфарда. Их первая встреча была зимой, в канун Рождества Дитя, а последняя прошла под проливным августовским дождем.
Сегодня они встретились за стенами Обители, в Саду Слез. Не смотря на ливень, в сад проникали не все капали, а от огромного количества всеразличных цветов в нем было слегка душно. Пахло грушами и абрикосами. Виви ждала его под одним из деревьев у входа в сад. Даже черное одеяние монахини было неспособно скрыть ее красоту. Белфард представил ее обнаженной, и его бросило в жар.
