Рядом, я сказал! - страница 23

— Подожди меня здесь, — говорит он. — Парни не любят, когда им мешают работать.

— А разве я не должна рассказать про все? — удивляюсь я.

— Про что? — вскидывает брови Гордеев.

— Ну, про Арсения Ивановича, — предполагаю я.

— Все, что нужно сегодня, расскажу сам, а там разберемся, — подмигивает Игорь.

Если честно, я благодарна ему за то, что мне не придется все обсуждать с посторонними людьми хотя бы сегодня. Я смотрю, как мой сыщик о чем-то болтает с Серегой, как один из пришедших мужчин выходит в подъезд, скорее всего, для поиска понятых, вижу, как Игорь указывает на тот прямоугольник, на котором я поскользнулась, и Серега в перчатках аккуратно его поднимает. На нем я вижу логотип своего любимого ресторана. Я лезу в сумочку за телефоном, чтобы зайти в приложение ресторана и сверить, когда слышу:

— Валерия Сергеевна?

На пороге квартиры стоит Данил Ганза — сын Арсения Ивановича и мой студент по совместительству.

— Даня? — я не ожидала его увидеть и теперь не нахожусь что ответить.

— Что происходит? — он проходит в квартиру, и его чуть не сбивает с ног один из парней Сереги, который ходил, предположительно, за понятыми. — Это кто? Где папа?

— Даня, я... — я не знаю, как сказать ему, что, вероятнее всего, его отец мертв.

Он подходит ко мне, в глазах вопрос и непонимание. Острая игла чувства вины колет меня в центр груди. Если бы не я, с его отцом ничего бы не случилось. Не получив от меня ответа, он переводит взгляд и застывает, увидев кровавое пятно.

А потом начинается хаос. Данил с криками бросается в кабинет. Игорь и Серега пытаются его удержать. В квартиру заходят какие-то люди, видимо, те самые понятые. Они видят, как Даня бьется и кричит, и мне хочется, чтобы они не смотрели на это. Это слишком личное.

Я ошарашена, раздавлена этой сценой. Прижимаюсь спиной к стене, желая слиться с ней, провалиться, чтобы не видеть всего этого.

Игорь появляется будто бы из ниоткуда. Даня остался в руках Сереги и еще одного парня.

— Пойдем, Лер.

Я вновь позволяю себя увести. Это входит в привычку, думается мне, потому что сейчас я не хочу сбрасывать с плеча руку Гордеева.

Вторая

Он не был дураком, скорее даже наоборот. Он знал, что если он хочет долго приносить им наслаждение, то он должен быть осторожен. Так, чтобы никто не заподозрил в нем эту способность – знать, чего они хотят.

И его силе воли позавидовал бы любой. Он иногда думал, что, если бы захотел, мог бы отказаться от этого совсем, надавить на горло собственной песне (так, кажется, говорят), взять себя в руки, и всю жизнь быть несчастным, но безопасным для них. Да, звучало неплохо и вполне правдоподобно. Но дело в том, что он не хотел. И они на самом деле не хотели.

Он знал, что все они, эти лицемерные шлюхи, говорят одно, а хотят совсем другого. Это видно по их глазам. Он чуял это в их запахе. Когда он приближался к ним, он ощущал, как они начинают пахнуть. Он тренировал силу духа, чтобы не брать себе каждую, которая так пахла. Грязные лгунишки.

Он почувствовал, как тесно становится в его штанах при мысли о них. Сегодня он позволил себе слишком много мыслей, а ведь понятно, что и их нужно контролировать для того, чтобы… он потер выпуклость в паху. Когда она уже выйдет? Он ждал ту, которая станет второй.

Душить ему не понравилось. Точнее, не так. Понравилось, но ему бы хотелось попробовать все. К тому же, он ведь делал то, что им хочется, а тут вкусы у всех разные. Нужно подобрать для каждой именно то, что хочет именно она. У него были, конечно, свои, личные фантазии на этот счет, но ему казалось, что если он не попробует все, то не сможет выбрать лучший способ для себя, и уж точно не получится подобрать лучший способ для каждой из них. Он не мнил себя профессионалом в этом. Он готов был развиваться.