Иван Ильич, подхватив термос, как и был в шерстяных носках, тоже помчался домой, благо – до него оставалось немного. Двести метров он пробежал на одном дыхании. Стакан самогонки и уже натопленная баня оказались вполне действенным средством от перенесенного шока и для сохранения здоровья. Удивительно, но с его слов, даже простуды легкой он тогда не подхватил…
Что там любители прогулок в непогоду из числа отдыхающих рассказали в санатории о случившемся с ними – вряд ли кто сейчас вспомнит, но легенду о «Байкальском дьяволе», появляющемся из пены волн во время урагана, мне однажды приходилось слышать от местных жителей…
Однажды, удивительно теплым для Сибири, июньским вечерком, я сидел на краю тормозной площадки грузового вагона, спустив ноги в кедах на вторую ступеньку. «Товарняк» стоял недалеко от города, как раз посередине Ново-Ленинских болот, называемых всеми так из-за городского микрорайона, граничившего с этими природными угодьями. С обеих сторон полотна дороги крутые откосы вели в непролазные топи. Судя по всему, где-то перед головным тепловозом горел красный свет. Он не пропускал состав на уходящую дальше и дальше железнодорожную магистраль, по которой, через пять с небольшим тысяч километров, можно достичь большого столичного города, называемого Москвой.
Солнце садилось. Болотная живность суетилась и хлопотала, стараясь полностью использовать каждую минуту такого чудесного вечера для добывания пищи, кормления уже появившегося у большинства потомства и прочих хозяйственных забот. Перед площадкой находилась небольшая, метров двадцать в поперечнике, заводь, окруженная зарослями камыша и тростника по периметру. В середине, чуть выше уровня воды, располагался небольшой островок. На краю, немного наискосок, лежало бревно, тоже покрытое разной околоводной растительностью. На нем сидело и дружно занималось хоровым пением с полдюжины мелких лягушек.
Время от времени сюда подплывала ондатра с пучком водорослей во рту. Она перебиралась, распугивая лягушек, через препятствие, достигала другого конца островка и, нырнув, исчезала в подводном входе в свою хатку, возвышавшуюся кочкой недалеко от берега. В воздухе стоял, ни с чем не сравнимый, сложный болотный запах, вмещавший оттенки водной свежести, гниющих растений, перемежаемый ароматами разнообразных цветущих растений, тоже пытающихся все успеть за столь короткое в наших краях лето.
Лягушачья капелла с заводи соревновалась в вокальных достижениях с другими, вдохновенно распевающими во всех концах обширного озерно-болотного пространства. Их дополнял щебет, писк и гомон множества пернатых обитателей этих мест, создавая причудливый звуковой фон угасающему вечеру.
С заходом солнца быстро стемнело. Состав так и стоял посередине болота, терпеливо дожидаясь разрешения на продолжение пути. Последняя сигарета закончилась. Щелчком я отправил окурок в полет, целясь в уже исчезающее в сгущающихся сумерках бревно на островке. До него от края железнодорожной насыпи было недалеко, метров семь-восемь. Бычок не долетел, упав в покрытую ряской воду, и, коротко зашипев, погас. Лягушки замолчали и с шумом попрыгали с бревна.
Бревно на моих глазах сдвинулось с места и снова замерло. «Да что это за хрень?» Я закрыл глаза и замотал головой. Снова повнимательнее вглядевшись, обнаружил, что бревно уже лежит прямо посередине островка! И тут… Во вдруг наступившей тишине, откуда-то из глубины болота неожиданно раздался леденящий душу вой, через несколько секунд перешедший в жуткое пронзительное причитание, также внезапно прекратившееся… Спина мгновенно взмокла, снизу по ней прошла волна холода, растекшись острыми иголками по затылку. А бревно… «Господи, спаси и помилуй!» Бревно развернулось и короткими рывками двинулось в мою сторону! Не в силах пошевелиться, я замер от ужаса, смотря на приближающуюся болотную нечисть…
