После звонка появились первые признаки головной боли. Утешая себя тем, что сейчас всё пройдёт, я распахнула дверь на улицу. Весна в этом году совсем ранняя, почки брызнули нежной зеленью ещё в конце апреля. Вылила кофе через удобное ситечко в чашку и вышла на крыльцо. Села в старую качалку, накинула на колени плед и сделала первый глоток. Пожалуй, это самая приятная минута за день, только вот в голове стоял странный гул после звонка Стеллы. Мне всё казалось, что она продолжает говорить, как обычно – жалобно и многословно. Боль в сердце пришла совсем внезапно, я судорожно пыталась вдохнуть ставший вдруг твёрдым воздух, краем глаза отмечая, как по старым, серовато-серебристым доскам террасы расплывается огромная кофейная лужа…
2. Глава 1
Первое воспоминание – звуки и запахи…
Они удивительным образом складывались в единую картину, пусть и совершенно не больничную. Сырость дополнял звук капели, а слабый запах скотного двора и свежей древесной стружки сочетался с криками петуха, собачьим лаем и мычанием. На лбу лежала высохшая заскорузлая тряпка, сквозь с трудом раздвинутые ресницы просачивался слабый свет, но открыть глаза полностью я не могла – тряпка, пусть и не слишком плотно, но ощутимо прижимала веки, а рук и тела я не чувствовала.
Сознание возвращалось и уплывало, сколько я была в таком состоянии – сказать сложно. Но не было ни запаха больницы, ни капельницы в венах... Я не могла понять, где нахожусь. Зато тряпка иногда становилась влажной. Это беспокоило, мысли, пусть ещё и неорганизованные, уже слабо пробивались через пелену беспамятства.
Ощущение дня и ночи менялось несколько раз, когда, в один момент, я не очнулась совсем, осознав себя Алиной Михайловной Лунёвой, живой и невредимой. Неловко подняла затёкшую руку и смахнула повязку со лба. Пока слезящиеся глаза привыкали к полумраку, я, повернув голову на жёсткой подушке, с удивлением успела рассмотреть часть странной комнаты. Ту, что могла увидеть, не вставая.
Я находилась не в больничной палате, что уже давно поняла по запахам и звукам. Чердак – первое, что пришло на ум. Огромный чердак, наполовину заваленный сеном или соломой. Слёзы сморгнулись, и видела я всё совершенно отчётливо, как проявившуюся фотографию.
Крепкие балки поддерживали черепичную крышу и странность этих балок свела меня с ума мгновенно – они были цельными! Вся конструкция, весь этот каркас, похожий на скелет неведомого животного, под которым я сейчас лежала, состоял из одного цельного куска дерева. При всём желании я не могла различить в стыках брусьев хоть какой-то трещины, следов клея или топора. Ничего… Эти брёвна просто росли друг из друга, я чётко видела рисунок искривлённых годовых колец на стыках.
Невольно протянув руку к нависшему над кроватью бревну, я хотела дотронуться до одной из балок, провести пальцем и убедиться, что я просто не рассмотрела как следует – ну не растут деревья под таким углом друг из друга! Рука, которую я увидела, напугала меня до полусмерти. Тонкая девичья рука, со следами давнишнего пореза у сгиба, чуть загорелая и чужая. Я ощутила её, как свою, закрыла глаза и вновь провалилась в сон или беспамятство.
Встать со своего ложа я смогла только утром – почувствовала потребность в воде и туалете. Сперва, проснувшись, я убедилась, что вчера мне не показалось – я находилась в чужом теле, молодом, но очень ослабленном. При попытке сесть кружилась голова, пробивающиеся сквозь пыльное небольшое окошечко лучи встающего солнца доставляли сильный дискомфорт – глаза слезились, я часто моргала. Нелепость ситуации была в том, что я чётко знала, кто я такая, но мои знания совершенно не совпадали с реальностью.
