Командор де Ливрон поискал глазами маршала де Кинси и, не обнаружив его среди живых, скомандовал: «Отходим в цитадель».
***
Анри получил лишь две незначительные раны: рассекли кожу на голове и, проколов кольчугу, задели бок. Он сам себя перебинтовал и больше не вспоминал о ранах, потому что не чувствовал боли. Юный рыцарь испытывал такой прилив энергии, какого не знал никогда в жизни. Он получил, наконец, настоящее боевое крещение в серьёзной схватке. Теперь он тамплиер не только по названию.
С первой же минуты боя он почувствовал себя в родной стихии, всё было так, как он себе и представлял. Это редко случается, то, о чём долго мечтаешь, когда приходит, обычно оказывается не таким, как о нём думал. Однако, чувствительность Анри позволила ему по рассказам бывалых рыцарей и по собственному незначительному опыту довольно точно воспроизвести в душе подлинную атмосферу реального боя.
Юноша многое чувствовал наперёд. Что же он чувствовал теперь? Это конец – безнадёжный и бесповоротный. Но на душе у него было даже лучше, чем в начале похода. Окончательный крах их предприятия не отозвался в нём трагедией. Он, напротив, чувствовал близость выхода на новую дорогу, которая всё прояснит.
Рыцари собрались в самом большом помещении цитадели. Их осталось на ногах не больше 50-и, и всё-таки здесь было очень тесно. Изо всех углов неслись выкрики: «Сделаем вылазку и сбросим их в море», «Отобьёмся, устоим, еды здесь достаточно», «Скоро подойдёт подкрепление с Кипра, сарацинам конец». Анри было неловко наблюдать за этими припадками оптимизма. Конечно, хорошо, что ребята держаться, не теряют присутствия духа, но они обманывают себя, не хотят посмотреть правде в глаза, а это уже плохо. От оптимизма, построенного на самообмане, в одну минуту ничего не останется. Почему мальчишка 19-и лет понимал это лучше, чем поседевшие в боях тамплиеры? Ему и самому это было странно, но он умел чувствовать правду и безошибочно определял фальшь.
Наконец раздался звучный голос де Ливрона:
– Кто-нибудь видел, что случилось с маршалом де Кинси?
Ему ответили сразу несколько голосов:
– Маршал получил удар в горло.
– Я тоже это видел.
– Маршал мёртв. С такими ранами не живут.
Де Ливрон продолжил:
– Мы должны решить, кто примет командование.
– Уж только не ты, де Ливрон, – раздражённо буркнул командор Гуго д’Эмпуриас.
– А разве я претендую? – усмехнулся Арман.
– Да уж видно, что претендуешь, – не унимался д’Эмпуриас. – Но тебе никто не доверится. Ты вообще больше похож на сарацина, чем на тамплиера.
– Ах, милый Гуго, сказал бы я тебе, на кого похож ты, но не хочу отвлекать на пустяки внимание благородных братьев, – Арман насмешливо, иронично и весело посмотрел на спорщика.
Гуго почему-то смутился под этим весёлым взглядом, но Арман явно не желал продолжать перепалку. Неловкую паузу разрядил выкрик:
– Главным должен быть командор Гуго д’Эмпуриас.
Это предложение поддержали несколько голосов, очень неуверенных, но других предложений не последовало.
– Я не хочу командовать, – важно начал Гуго. – Мне это не надо. Но если братья доверяют мне…
– Доверяем, – опять раздалось несколько неуверенных голосов, и ни одного возражения.
– Тогда я буду вынужден временно принять на себя обязанности маршала, неожиданно окрепшим голосом заключил Гуго. – И вот что я вам скажу. Сейчас никаких решений принимать не будем. Всем отдыхать. Поутру сарацины, вероятнее всего, предложат переговоры. Послушаем, что они скажут, и тогда подумаем.
