И тотчас же вспомнился, всплыл давний, позабытый уже случай: была вечеринка в доме у знакомого барыги.[6] Помимо Грача, там было еще двое ребят… Упившись, они там же и остались ночевать. Но потом, среди ночи, Грач оделся торопливо и вышел. Он так и не вернулся на малину. А утром туда ворвалась милиция.
Васька уцелел в тот раз, и жиганы приписали это удаче, сочли за счастливую случайность… Но теперь все поворачивалось по-иному. Что-то уж многовато накапливалось случайностей! Допрос вел сам Каин, и был он недоверчив и неумолим.
– Ты нам мозги не пудри, – заявил он Грачу, – что ты все время твердишь про любовь, про бабу? Это все – зола… – (Была у Каина такая поговорочка!) – Ты лучше скажи: как ты нас продаешь? Кому? И за сколько?
И как ни оправдывался Грач, как ни твердил он, плача, что душа у него честная, воровская, – все равно ему не поверили. Не захотели поверить.
Сборище было шумным, хмельным. Ребята пили самогонку, и чем сильнее хмелели, тем становились все безумнее. Разъяренные, растерянные, они искали предателя, им нужен был виновный! Под эту категорию легче всего, конечно, подходил Васька Грач… Но и Алексея тоже коснулась тень подозрения… Каин сказал с обычной своей кривой ухмылочкой:
– Вы же ведь кореша! Кто вас знает, чем вы оба дышите?
Ситуация была напряженной. И Алексей не выдержал. Подтвердил, что друг его действительно бывал в сельсовете, и не раз. Там у Грача есть девушка… Но все же в детали он не посвящен, и потому ручаться ни за что не может.
В принципе, он не солгал, сказал в какой-то мере правду. Но правда эта была куда гнуснее лжи.
– Ну, раз так, – ответил Каин, – раз ты сам ему не доверяешь, то сам же и казни. Дави его, суку, колесами! Это даже удобно: все решат, что тут не убийство, а случайная катастрофа. – И прибавил с угрозой: – И если ты наш, не порченный, рука у тебя не дрогнет.
И состоялась казнь: Грача, связав, положили на лесной тропе – распяли на камнях. Алексей уселся в машину, дал газ. И рука его в эту минуту не дрогнула… Да если бы она даже и дрогнула, что бы он мог поделать? Он понимал, что если откажется, он сам тут же ляжет рядом с Грачом.
И все же он попробовал схитрить: вильнул и стал наезжать лежащему на ноги…
Нет, он не зажмуривался тогда! Он наезжал и видел в блеклом свете фар распростертое, распластанное тело и запрокинутое, белое, как мел, лицо Грача и разинутый в крике, перекошенный его рот.
А затем машину тряхнуло, и он ощутил, услышал хруст – мокрый, медленный хруст ломающихся костей.
Ну а „зажмурился" он уже после… Дрогнули не руки его, а душа. Чтобы как-то жить дальше, нужно было забыть увиденное.
И Алексей забыл, отгородился от действительности.
В общем-то, он жидкий был парень, с гнильцой. Но все же заниматься им стоило.
В жизни нашей существует два уровня. Уровень света и уровнь сумерек. Граница меж ними зыбка, неотчетлива и переступить ее не так-то уж трудно. Но все же надо решиться на это, надо суметь сделать первый шаг! Алексей не сумел… И сломался. Сломался как раз на самой черте. Но как бы то ни было, остался по эту сторону.
