Рыжий дьявол - страница 35

– Жаль, – пожал он плечами. И присев на краешек стола, потянулся к бутылке. – Тогда продолжим…

Ландыш поглядел на нас обоих. И спросил, подсаживаясь к Жиду:

– Вы что, давно знакомы?

– Да уж лет шесть, не меньше, – ответил, опорожнив стопку, Иван.

– Где ж это вы снюхались?

– Там, где девяносто девять плачут, а один смеется, – сказал Иван. – Понял? Мы с ним чалились вместе. Сучню резали, понял?

– Ах, так, – протянул Ландыш. И потом, обращаясь ко мне: – Что ж ты, голубок, кривлялся? Почему сразу не сказал? Ты же, оказывается, наш!

„Только не твой, – подумал я, – только не твой…" И я поднялся, потягиваясь. Потер ладонью лоб.

– Что-то мне, ребята, нехорошо, – проговорил я протяжно. – Голова болит… Тошно… Или выпил много? Пойду-ка подышу свежим воздухом.

И затем уже в дверях, вполоборота:

– Ванька, – позвал я, – пройдемся, что ли? Тут от духоты угоришь…

Ландыш проводил меня подозрительным взглядом. Но ничего не сказал. Я ведь уходил не один, а с известным ему человеком!

Выйдя, мы свернули на Абаканский тракт. И некоторое время шагали молча. Скрипел под сапогами гравий. Светились папироски во мгле. Ночь обволакивала нас прохладой и запахами спелых июльских трав.

А в вышине, в лиловой бездне – среди обрывков летящих туч – мерцал оранжевый осколок луны. Он был косой и чуть вогнутый и напоминал наклоненную чашу.

Существует примета: если из такой „чаши" вода, по идее, может легко пролиться, то назавтра следует ожидать скверной погоды.

И погода уже начинала портиться. Где-то за Енисеем вспыхивали и гасли – словно бы подмигивали – зеленоватые зарницы и лениво, тяжело шевелился гром. Там уже начинался дождь, и судя по всему, его несло в нашу сторону.

„Эх, дождь идет, – вспомнилось мне, – ураган будет…"

– Так как же ты все-таки попал сюда? Или снова решил развязать узелок?

– Да нет, все вышло случайно, из-за моей глупости… Понимаешь, я дал Ландышу клубную машину. А он на ней провернул одно дело. Ты сам, наверное, слышал, – он хвастал за столом… Ну, и вот теперь он меня шантажирует, хочет, чтоб я с ним работал. Предлагает долю…

– А ты ее не берешь, не хочешь? – усмехнулся Иван.

– Конечно.

– Ну и дурак. От грошей отказываться зачем? Раз уж так получилось, бери, хватай.

– Нет, – сказал я, – не хочу! И не только потому, что я завязал… Со стукачами я как-то не привык общаться. Я человек брезгливый.

– Постой, – сказал Иван, – погоди!

Он ухватил меня за отворот пиджака и рывком подтянул к себе. Несмотря на то, что он славился, как тонкий игрок, руки у него были широкие, короткопалые, мужицкие – все в узлах жестких жил. И держа меня, как в тисках, он спросил, сужая глаза:

– Ты понимаешь, что говоришь? Это, Чума, не шутки. Поберегись! Такими словами не балуются, за них отвечают.

– Так я готов ответить.

– Тогда выкладывай! Что тебе известно?

– Много кое-чего, – сказал я, высвобождаясь из тисков. – Много…

И я медленно, стараясь не упустить ни одной детали, начал рассказывать ему обо всем, что я узнал и что понял… Он слушал меня молча, не перебивая. И потом проговорил:

– Да, Каин поторопился. Казнил Грача и оборвал все ниточки. А ведь мог бы все узнать – еще год назад. Мог бы все спокойно выяснить… Но он же спокойно не умеет. Вечно пенится, психует, марафетчик чертов.

– А ты разве знаешь Каина? – спросил я.

– Встречал пару раз. Встречался… Он сейчас на севере, в районе Енисейска. Ну и все время шумит. Воду мутит. Ведь он, понимаешь, не просто грабит, а как бы сводит счеты с советской властью. Родители его – из раскулаченных, из ссыльных… Ну, и вот…