Уткнувшись в тарелку, мальчик понимал, что в ней. Там лежала не просто приготовленная еда, там было кое-что посерьёзнее. Желания есть содержимое не было. Он знал, что после, вновь появится рвота и адская боль. Недаром в еду подмешивали кое-какую пакость.
Немного погодя женщина вновь навестила мальчика. Посмотрев на стол, она увидела опустошённую тарелку, а подле, еле дыша, корчился ребёнок. Изредка его тело поддёргивало, но по большей мере одолевала сильная жгучая боль, приводя его тело в некие конвульсии, от которых хотелось кричать. Глаза его были, то потухшие, то начинали чуть ли не вылазить из орбит. При каждом новом приступе поступал и еле сдерживаемый стон. Он знал, что кричать и просить о помощи было бесполезно. В отместку могли прилететь удары и злобные фразы. Поэтому, кроме как тихо скулить у него больше не было выбора.
Увидев маму, мальчик смог вымолвить лишь жалкую фразу: «За что?»
Женщина, посмотрев на дитя, еле слышно прошептала себе под нос: «Почему ты просто не можешь сдохнуть, жалкое отродье, – её глаза в полутьме светились как две щёлки, наполненные злобой и презрением. – Дал же бог такое дитя. Одна головная боль», – а после, покинула помещение.
Вновь стало темно. Слишком темно. И только всхлипы и стоны прорывали тишину, а после прозвучала фраза: «За что ты так меня наказываешь…»
После множественных волн боли взгляд мальчика опустел. Боль по-немногу начала отступать, а на смену ей приходили мысли, терзавшие его. Он не понимал, зачем вообще тогда ему дали жизнь на этот свет. Он также не понимал, за что винила его собственная мать. Он лишь надеялся, что со временем она его полюбит и простит за всё. По-тихоньку глаза прикрылись, погружая мальчика в глубокий сон.
Прозвучал грубый мужской голос, передавая нужную станцию, тем самым оторвав его от воспоминаний. Закрыв блокнот и убрав вещи в рюкзак, он вышел из электрички.
На улице становилось пасмурно, что очень радовало паренька. Дождь отгонял от него плохие мысли и приводил голову в порядок, а шум падающих капель создавал ощущение комфорта. Подняв глаза к небу, он вздохнул. Едва видимый пар поднимался всё выше и выше. Ночь обещала быть холодной.
«Мама, за что же ты так ненавидела меня в детстве. Хотя могу ли я по праву называть тебя своей матерью. Ведь ты была мне даже не родная, – некая ухмылка проявилась на лице парня. – А ведь вся вина лежит на плечах отца. По его инициативе родилось такое чудовище как я. Теперь я понимаю, почему ты так сильно ненавидела меня и каждый раз пыталась убить. Но разве кто-то давал тебе право издеваться над живой душой?» – пустив ещё один сгусток пара, руки сжались в кулак до хруста костей. Обида до сих пор не унималась внутри, с каждым разом всё больше омрачая без того болезненные воспоминания.
«Каждый ужин готовил меня к смерти, но каждый раз я вновь вставал на ноги. Тебя наверное это очень огорчало. Знаешь, – немного обдумав, парень пытался собраться с мыслями. – Хотя… знаешь, твоя еда была прекрасна. Но ещё прекрасней было то гадкое дополнение, что ты подбрасывала мне каждый раз. Оно доставляло множество мук, но, несмотря на все последствия, оставленные в те дни, я до сих пор дышу. С каждым разом становилось всё легче воспринимать его. Сейчас, когда ты на небесах, а я спокойно ступаю по земле и до сих пор дышу, тебя наверное это сильно задевает».
Монолог парня прервали прохожие зеваки, оглядываясь на него, как на невменяемого. Ведь не часто встретишь человека, разговаривающего с небесами.
