Дышу я все еще очень часто. Почему никак не получается твердо держать руку? Буквы скачут, и почерк совсем не похож на мой. Об еще не высохшую краску пачкается одежда, но мне все равно. Хочется закричать, но тогда меня услышат внизу. Голова взрывается от внутреннего крика, и я снова зажимаю ее между коленями и ловлю ртом воздух. Ладно, забудь о буквах. «Все хорошо», – снова шепчу я. Лучше нарисую что-нибудь абстрактное.
На внутренних стенках шкафа уже есть абстрактные миниатюры моего авторства. Краской здесь покрыт каждый сантиметр поверхности. Зеленой светящейся краской я начинаю рисовать абстракцию в самом низу двери. Ярко-зеленые полосы поверх фиолетовых кругов. Я добавляю флуоресцентного белого по краям, чтобы еще сильнее выделить зеленый. Так он еще больше сводит с ума.
Этот белый для меня как наваждение. Он яркий, как молния. На МРТ моего мозга сейчас проявились бы молнии, в этом нет никаких сомнений. У большинства людей в мозгу не бывает молний, а у меня бывают. Одна из белых полос отделяется от зеленого края и убегает на голубой фон картины, которую я нарисовала здесь много недель назад. Молнии не бывают предсказуемыми.
Сердце по-прежнему несется вскачь. Я вся трясусь. Процесс рисования не успокаивает меня, как должен бы. Кисточка падает из руки, на полу образуется клякса из краски. Это ничего. Тут на полу уже много пятен.
Я закрываю дверцу шкафа и выключаю свет. В темноте на меня смотрит только едва различимое сияние флуоресцентных красок. Фиолетовая надпись «ВСЕ ХОРОШО» поверх моей любимой абстрактной работы. О нет. Зачем я это сделала? Я пытаюсь стереть ее рукой, но получается только размазать буквы «Р», «О» и «Ш». Теперь все это выглядит просто нелепо. Круги, полосы, молнии – все расплывается перед глазами. Я снова прячу голову между коленями. Слезы беззвучно стекают мне на джинсы.
С чего это все началось? Неважно. Снежинка, которая запустила лавину. Лавина движется так быстро, что я не могу ею управлять. Дыши, Натали. Можно ли замедлить собственное сердце? Нужно перестать плакать.
Боже, нет, меня сейчас вырвет.
Я выбегаю из шкафа и несусь по коридору. Успеваю включить кран, и шум воды заглушает то, что творится со мной в туалете. Хоть бы никто не услышал.
Когда приступ заканчивается, я вытираю рот туалетной бумагой и оседаю на пол у стены. Вода по-прежнему бежит в раковину. Пот смешивается со слезами.
Нужно было принять таблетки.
Я поднимаюсь с пола и всем телом опираюсь на тумбу с раковиной. Голова опущена, но я с трудом поднимаю глаза на свое отражение в зеркале. После того как меня вырвало, дыхание как будто бы замедлилось и стало регулярным. Тушь размазана, лицо горит. В глазах читается страх, ярость и признание своего поражения. Одними губами я говорю самой себе: «Прости». Отражение искажается, когда я открываю шкафчик с лекарствами. Больше никаких промедлений. Я принимаю таблетки.
Пузырек кричащего оранжевого цвета словно бы насмехается надо мной. Оранжевый цвет я теперь люблю меньше всего. На этикетке значится мое имя, а под ним – название препарата. Меня бесит, что мое имя и это название напечатаны прямо друг за другом, как будто неразрывно связаны. Не должно мое имя быть связано с каким-то дурацким лекарством. Я открываю крышечку с защитой от детей и высыпаю таблетки в ладонь. Эти белые пилюльки овальной формы такие маленькие и легкие, в жизни не подумаешь, что они так сильно воздействуют на человеческий организм. Но по опыту я точно знаю, что это так.
