– Как же так сделать-то сможем? Ведь, поди, на севере тоже много тараканов русачей русых усачей, не поддадутся они силе нашей? – спросили главного таракана тараканята чернышата.
– Исподтишка действовать будем! Хитростью брать будем! Улыбкой и поклоном усыпим бдительность русачей, понастроим гнёзд, веру нашу внесём в их земли, и по вере нашей, по множеству нашему, проберёмся во власть русачинную, ибо ленивы они и не хотят плодиться! Этим и воспользуемся, этим и размножимся! Потом заставим всех тараканов русачей русых усачей перейти в нашу веру, надеть чёрные бороды, молиться в наших гнёздах и служить нам за похлёбку жидкую, а тараканы русачки будут ходить в балахонах чёрных и варить нам жирный плов в чёрных казанах.
Радостно зааплодировали тараканы черныши бородачи своему главному таракана чернышу бородачу, и уже на следующий день под покровом чёрной ночи, а потом и в светлые дни плотными колоннами поползли на северные земли. И засели её и поработили мирных тараканов русачей русых усачей, и заставили их молиться на своего главного таракана черныша бородача.
Вроде бы и сказке тут конец, да только откуда ни возьмись, появились в северных землях тараканы желтыши безбородачи. Им тоже захотелось отхватить от земли русачей русых усачей жирный кусок, и отхватили, сначала близ крана, из которого текла чистая дистиллированная вода, а потом у второго, из которого голубая горючая жидкость лилась.
Так всю северную землю и поработили тараканы иноземцы – черныши бородачи и желтыши безбородачи.
Вот теперь сказочке конец, кто читал и понял, тот молодец!
Мораль: Палка о двух концах, что в переводе, – на каждое постороннее действие есть противодействие.
Жила-была Гулька и не правда, что у неё нос был с пикульку, нос у деви́цы был длинный-предлинный, толстый-претолстый, кривой-прекривой нос, – нос носище другой такой в мире не сыщешь.
Любила Гулька совать свой нос в разные места, то в кринку с молоком засунет, отчего молоко сразу же скисало, то с печи высунет и сразу кому-нибудь в глаз им ткнёт, а то, бывало, пойдёт на улицу, а на него вороны сядут, прижмут Гульку к земле, ни встать, ни лечь ей, – зимой примёрзнет, всей деревней изо льда вырубают, а летом либо град побьёт, либо солнце припечёт, беда, одним словом. Но однажды Гулька доброе дело сделала, и помог ей в этом нос её – длинный-предлинный, толстый-претолстый, кривой-прекривой.
Как-то сидела Гулька на крутом-прекрутом берегу большой-пребольшой, широкой-преширокой реки, нос в воде полоскала и им же рыбу удила. Мимо шёл Свистулька, вот у него был нос с пикульку. Увидел он Гулькин нос, зависть глаза ему застлала. Подумал:
– Какой прекрасный-распрекрасный нос-носище! Другой такой в мире вряд ли сыщешь. Таким носом можно огромную-преогромную рыбу кит удить и продавать её за большие-пребольшие деньги. Богатым-пребогатым с таким носом стать можно, золотом его покрыть и носить его будут рабы чёрные-пречёрные, чтобы на фоне их черноты он ещё ярче светился и затмевал белый-пребелый свет. Размечтался Свистулька нос с пикульку с застлатыми-презастлатыми глазами и в реку упал. Понесла его река быстрая-пребыстрая на крутую-прекрутую быстрину за крутой-прекрутой поворот реки быстрой-пребыстрой. Крикнуть хочет, но не может, в нос с пикульку вода залилась, через него в горло прокатилась, захлёбываться стал Свистулька водой холодной-прехолодной, – ранняя весна была, только-только лёд сошёл.
