– Только не шей мне аморалку. Всё гораздо проще. Нужные книжки читал. Укреплял теоретическую базу. А практика… Я с тобой согласен. Чувствами играть нельзя. Ты говорила о расчёте. Значит, мой состоял в том, чтобы жить на чужбине с нелюбимым человеком?.. А как тебе другой вариант? – Моя любовь к тебе возникла не из влюблённости, а из дружбы. Влюблённость в Виолетту ни к чему не привела. А дружба с тобой стала фундаментом любви на не такие уж долгие, как тогда могло показаться, двадцать лет.
– Дима, сейчас можно говорить всё что угодно. Но, – после долгой паузы Ингрид заговорила так, словно пошла по минному полю, – я тебе не верю. Тогда, двадцать лет назад, верила. Ещё три дня назад верила. Сейчас – нет. Всё тобой сказанное уж очень похоже на попытку оправдаться.
– Когда обвиняют, есть выбор между оправданием и ответным обвинением. Я выбрал первое. Второе ведёт к разрыву. А я надеюсь на диалог.
– Диалог, возможно, состоится. Но только после наших раздельных монологов. Я как-то не расположена к полемике. Нам необходимо хотя бы некоторое время пожить раздельно.
– Ты решила за нас обоих?
– Только за себя. Но что это меняет?
– Ничего.
Дмитрий выключил компьютер и вышел из комнаты. Затем, наскоро одевшись, покинул квартиру.
На улице он позвонил Хольгеру, сказав, что есть экстренные новости, требующие тет-а-тетного рассмотрения. «Во-первых, обратиться больше не к кому, – рассуждал мысленно Дмитрий, – а во-вторых, заслугу Хольгера в том, что я женат на его сестре и живу в Германии, трудно переоценить».
Они встретились в китайском ресторане в паре кварталов от банка, где работал Хольгер. Дмитрий в мельчайших подробностях поведал о размолвке с Ингрид. Шурин слушал внимательно, не отвлекаясь на еду.
– Что тебе, Димон, сказать? – начал он задумчиво. – Ты поступил правильно. Дело даже не в пресловутой мужской солидарности. Отступление не всегда поражение, но часто перегруппировка. Главное, как ты сам для себя решил: с Ингрид или без?..
– С Ингрид. Но что мне дальше делать?
– Прежде всего, успокоиться. Вам точно надо какое-то время пожить врозь. Не отдыхать друг от друга, а разобраться в себе и вновь соединиться.
– Разобраться в себе?.. Или переждать тайфун «Ингрид»?
– Одно другому не мешает, – улыбнулся Хольгер. – Все тайфуны когда-нибудь утихают. Ингрид не исключение. Ей, кстати, эти самокопания тоже полезны.
– Ты брат, тебе видней.
После разговора с Хольгером Дмитрий вернулся домой. Под пристальным взглядом жены он показательно-спокойно упаковал чемодан. Собрав оставшееся самообладание, уже на пороге квартиры он произнёс:
– Если что, ты знаешь, где я.
Чуть скривив рот в ухмылке, Ингрид закрыла за Дмитрием дверь.
2. Дмитрий Одинцов. «Если женщина неправа, извинись!»
Покидающие свой дом навсегда или на время делятся на две категории: те, кто имеет место, где приклонить голову, и те, у кого такого места нет.
Мне повезло. Я всегда могу остановиться у Хольгера, брата жены. Насчёт всегда я, конечно, сильно преувеличил. Семейная жизнь без ссор не обходится. Это то, что я называю рабочими моментами. Что-то из рубрики «Милые бранятся – только тешатся».
Последний рабочий момент оказался из ряда вон. Во-первых, обвинение, предъявленное мне Ингрид, нелепей нельзя и вообразить. Во-вторых, она диалогу предпочла монологи. Мы совершенно не представляли себе эти монологи в границах одной квартиры. Следовательно, чемодан – порог – Хольгер. Нетрудно догадаться, что чемодан оказался в моей руке…
