– Странно, – прерывает молчание любовница, слегка косясь в сторону Майи. Я бросаю взгляд в зеркало заднего вида и улыбаюсь. Малышка что-то сама себе играет с куклой и поет под нос какую-то очень знакомую песенку.
– Что странного?
– Глаза разуй, Стельмах. Глазюки зеленые, скулы, волосы чернющие. Мелочь же – твоя копия.
– Ерунды не говори, – одернул подругу. С чего ей быть на меня похожей? Я и Алия даже не…
Твою ж…
–Я, конечно, мать не видела... – Жанка что-то еще сидит, рассуждает, а я снова смотрю на мышку. В голове набатом бьют слова любовницы: прямо по черепной коробке, грозя разорвать изнутри. Да нет, на хер. Отвожу взгляд, а спустя мгновение снова бросаю его на внучку Серганова. Качаю головой, отрицая саму возможность. Так не бывает. Не в реальной жизни точно. Не может этого быть. Из меня никакой отец, да и мы предохранялись. Не могла резинка дать сбой. Или могла?
Пока я «плаваю» в мыслях, Жанна своими длинными пальцами цепляет из пачки тонкую сигарету и щелкает зажигалкой.
– Жанна, в машине ребенок.
– И что? – искренне удивилась дамочка.
Чувства материнства у этой особы тоже было атрофировано.
– Нечего ее никотином травить.
–Но я курить хочу, – удивленно выдает подруга и смотрит на меня своими большими карими глазами. – Почему я должна из-за чужого ребенка в чем-то себя ущемлять, Стельмах?
– Потому что тебе тридцать два, и у тебя должны быть элементарные зачатки мозга. Если себя ты этой ерундой травишь, ее не смей.
Не знаю почему, но это безразличие меня задевает. Я выдергиваю из рук любовницы сигарету и вышвыриваю в приоткрытое окно.
– Артём!
– Потерпишь.
Жанка покачала головой и усмехнулась.
– Ну, давай, продолжай в том же духе. Раз себя ущемляешь в чем-то. Два. Три, а потом вот такие восемнадцатилетние лбы садятся тебе на шею и радостно болтают ножками. Почему? Потому что тебе ж тридцать два, а она мелкая.
– Я не мелкая! – слышим неожиданно прорезавшийся с задних сидений звонкий голосок. Столько обиды прозвучало, что даже мое ледяное сердце неожиданно дрогнуло. Дрогнуло и вытолкнуло волну злости на сидящую рядом девушку.
Резко виляю рулем, пересекая, к чертям, две сплошные. Сбрасываю скорость и с визгом шин торможу на обочине.
– Если так жестко горят трубы, могу высадить прямо здесь. Покуришь, пока пятнадцать километров пешком прохреначишь.
Разворачиваюсь и жду реакции девушки. Глаза по пять копеек, на лице выражение полного изумления. Жанна не дура и достаточно хорошо меня знает. Понимает, что спорить со мной чревато. Особенно на моей территории.
– Всё, ошибку осознала! – примирительно поднимает руки любовница и, пока я снова вливаюсь в поток машин на автостраде, поворачивается к Майе. Смотрит на внучку друга и улыбается.
– Извини, я не хотела тебя обидеть, кнопка.
– Я не кнопка, я мыська! – уверенно выдала маленькая госпожа и надула губки. Я ухмыльнулся, чувствуя, что характер свой она от матери унаследовала. А еще, походу, Жанна ей не очень-то и понравилась. Интересно.
– Кто? – нахмурилась Жанна.
– Мышка. Мать ее так зовет.
– М-м-м… ясно. А мать, наверное, красивая?
Вроде и у ребенка спросила лиса, а смотрит на меня. Очевидно, ожидая моей реакции. Краем глаза замечаю, как Майя активно кивает головкой, от чего озорные кудряшки смешно пружинят.
– Класивая!
Оборачиваюсь к ребенку и подмигиваю, отчего та забавно прячет лицо в миниатюрные ладошки и хохочет. В зеленых омутах ее глаз плещется такая гордость и любовь к родительнице, что я невольно и сам вспоминаю образ голубоглазой блондинки.
