Федька на такое улыбался абсолютно счастливой улыбкой и говорил: «Ну ты и дурак». Для Малыша это было высшей мерой похвалы.
Другие приятели Малыша иногда приходили к нему домой в гости к нему. А иногда и не к нему. Сверхкондиционная сначала себя почувствовала очень хорошо от такого избытка внимания мужчин, но со временем ее интерес к ним спал и иногда в постели она дразнила Малыша рассказами то про одного, то про другого. Они превращали это в игру про измены и не спали по пол ночи.
На службе у Малыша толком никто ничего не знал, но женщины догадывались, что что-то произошло с его браком. Диспетчер Галка на пьянке с танцами под 8 Марта прижалась к нему, когда музыки уже не было и предложила ему сбежать прямо сейчас к ней домой. Там у нее был полный холодильник всего и две новые пластинки польского джаза. Малыш не сбегал.
Наконец-то наступила нужная неделя марта. Райка приехала опять с мешками подарков и билетом на самолет для Малыша в одну сторону и без даты отправления.
Его случай был довольно редким, и еще толком никто не знал, как правильно тормозить отъезжающих или строить им немыслимые препоны.
Федор сказал, что может пойти в ОВИР с подписанным ходатайством от общественности, чтобы Малыша вышвырнули за границу, потому что от него вреда больше, чем от отряда в 200 сабель.
Они получили свидетельство в обещанный день, и машина закрутилась: на всех необходимых справках, заготовленных и подписанных заранее, появились даты. На прием в ОВИР Малыш пришел с Райкой, и никто не посмел остановить ее. Начальник ОВИРа медленно перебирал документы и ставил галочки в каком-то своем листе, потом сказал, что Малыш может назначать время для прохождения грузовой таможни сразу после получения документа на резервацию полета.
Малыш от избытка чувства или от недостатка ума сказал, что ему не нужно проходить грузовой таможни и что билет на самолет у него уже есть. Начальник ОВИРа без особой ненависти сказал ему, что в таком случае он его больше не будет задерживать. Райка ничего не поняла толком: все были с ней вежливы и не делали никаких всплесков в их сторону.
После ОВИРа они поехали на пару дней в Москву в американское посольство для получения въездной визы. Малыш не был особенно удивлен, когда среди посольских работников увидел Райкиного брачного свидетеля.
До отъезда оставалось несколько дней. Одним утром до ухода по делам Малыш увидел Сверхкондиционную в незнакомом халате до пят. Она стояла около окна и смотрела как утренние воробьи расклевывают вечернюю блевотину около лавки бабкома. В руках у нее был конверт с деньгами. По щекам ее ползли слезы. Убитым голосом она сказала, что судя по количеству денег она навряд ли увидит Малыша так скоро, как они планировали.
Малыш был раздосадован своей глупостью: всегда добрый помысел работает против себя: «Увидишь, увидишь» – пробурчал он механическим голосом и слизнул ее слезы: «Учи язык не только с Алиной. В жизни пригодится.»
Родственникам решили сказать, что он уезжает на работу по найму на полгода за длинным рублем.
Прощания с друзьями никакого не было.
Одним дождливым утром Малыш подхватил Райку в такси из гостиницы Московская, и они покатили в Пулково.
А через три часа они уже были в Хельсинки. Райка знала толк в переездах и путешествиях, и немудрено почему: к своим 27 годам она объездила практически весь мир, но этим не бравировала, а как бы между прочим могла вставить забавное замечание про зебриный кефир, который расхватывают до 10 утра в магазинах Иоганесбурга. Вот и в Хельсинки они остановились не в гостинице а в «Bed and Breakfast». Малышу она сказала, что это много удобнее и по деньгам и территориально. Видно было, что она останавливалась здесь и раньше: хозяйка места пришла к ним в комнату с поздравлением и бутылкой шампанского в ведерке со льдом, пожелала им счастья и спросила, не привезли ли они икры.
