Приземление вышло относительно нормальным. Едва ноги коснулись твёрдой поверхности, тело на рефлексах скоординировалось и ушло в перекат, гася инерцию. Бок, конечно, всё равно среагировал на это болью, но вполне терпимой, хотя действие анестетика давно закончилось. Голова тоже посчитала нужным продемонстрировать Бате своё недовольство, но, в общем и целом, всё прошло как по маслу.
Встав и отряхнувшись, Батя мысленно выругался, обнаружив, что по неосторожности разодрал куртку на локте, и огляделся. Вроде бы всё было спокойно. Безжизненный город чернел на фоне лишь чуть более светлого неба и был окутан тишиной.
Постояв минут пять, двинулся к небоскрёбам. Несмотря на то, что постарался ступать как можно тише, под подошвами армейских ботинок едва слышно зашуршал асфальт. Комвзвода остановился, обернулся. В принципе, он увидел именно то, что ожидал, но всё равно не удержался от крепкого словца – уж больно неестественно это выглядело. Асфальт заканчивался впритык к обрыву, словно его кто-то обрезал по идеально ровной линии. Точно такое же ощущение обрезанности огромным ножом производил и сам обрыв – его стена, состоящая из спрессованной сухой земли, была гладкой и разве что не блестела, как зеркало.
Вообще складывалось впечатление рукотворности этого странного сочетания – природа, она ведь прямых линий и резких переходов не любит. Но и человеческой эстетики тут тоже не наблюдалось – человек, создав линию, обязательно попытался бы её облагородить. По краю асфальта уложил бы бордюрный камень, по срезу обрыва, возможно, пустил бы растения с длинными, висячими ветвями.
Так чей тогда разум так резко соединил два столь непохожих друг на друга куска земли? И, главное, как – ведь эти куски земли, похожие на лоскуты стёганого одеяла, явно относятся к местностям, никогда не находившимся рядом?
Размышления ничуть не мешали Бате продвигаться вперёд, к ближайшему небоскрёбу. Тело работало само по себе, на рефлексах, настороженные инстинкты тщательно анализировали окружающую обстановку без вмешательства мозга. Но, подойдя к дороге с застывшими на ней машинами, командир насторожился.
Нет, никакой опасности вроде бы не наблюдалось, но вблизи стало понятно, что автомобили не просто были покинуты своими владельцами. Все они стали участниками массовой аварии. Одни стояли, уткнувшись друг в друга бамперами или зацепившись бортами, другие валялись на боку или на крыше, а третьи и вовсе превратились в невосстановимый хлам, где-то смятый, а где-то вскрытый наподобие консервных банок.
Картина укладывалась в теорию о том, что и тут похозяйничали твари, но с некоторыми дополнениями. Похоже, местные жители сначала пытались всё-таки спастись при помощи своих транспортных средств и только потом решили бежать, бросив их. Но не смогли.
На первый обглоданный костяк Батя наткнулся, обойдя уткнувшуюся капотом в отбойник ярко-красную малолитражку с выломанной водительской дверцей и оторванной крышей. Рядом валялась женская сумочка, и на её лаковом боку виднелись три глубоких царапины. Содержимое, однако, никого не заинтересовало – это Батя проверил первым делом.
Дальше костяки стали попадаться чаще. Целые, разобранные, растоптанные, обглоданные добела и с остатками начавшего протухать мяса. Снова появился едва слышный запах разложения, от которого командир успел отвыкнуть за то время, что шёл по саванне и гряде.
