– Да нечего там представлять, слухи если и пойдут, то лишь касательно тайны личности гражданина, который ловок до такой степени, что ухитрился кого-то здесь обрюхатить.
– Я о том же. Этот наркотик точно поможет?
– Это никакой не наркотик, это кусочек оранжевой нирваны. Если и он не спасет вашу девочку, то ее вообще невозможно спасти.
– Альбина, вызови Симону, помощь нам не помешает, а она умеет помалкивать. И еще один вопрос – вы бы не могли помочь и этой воспитаннице?
– Уважаемая Флора, и чем же я смогу ей помочь? Здесь вам не Израиль, к тому же я всего лишь знахарь, а не Иисус Христос, а она мертвая девочка, а не Лазарь[3].
– Я понимаю, но нельзя ли… нельзя ли как-нибудь… Понимаете, похороны, как вы уже поняли, у нас строгие. То есть регламентировано абсолютно все.
– Да, я помню ваш перечень: розовый гроб, белые орхидеи на могильном холмике и свадебное платье на покойнице.
– На церемонии прощания гроб должен быть открыт, а она… Она… Ну вы же прекрасно видите.
– Милочка, вам не знахарь нужен, а работник ритуального агентства. Там встречаются специалисты, которые даже месячной давности утопленника могут привести в относительно пристойный вид.
– А вы, значит, никак?
– Увы, но я работаю с живыми, а не с мертвецами. Всегда полагал, что у вас все находятся под присмотром и такое вообще невозможно.
– Не уследили. Не ожидали от нее ничего подобного. Она была очень спокойной и жизнерадостной девочкой и к тому же панически боялась вида крови. Не было никаких предпосылок к тому, что она так поступит. И то, как Саманта это обставила – просто чудовищно. Этот приказ, по которому на смотрины должны выйти все воспитанницы, появился как раз после случившегося. И мы просто не представляем, что же теперь делать с похоронами.
– Ну основная проблема у вас с шеей, а ее можно легко прикрыть платьем с высоким верхом, если найдете такое среди свадебных. А вот что касается лица… Простите за то, что выспрашиваю такие подробности, но что, черт побери, с ним случилось? Это ведь далековато от шеи.
– Прежде чем сделать такое со своей шеей, она порезала лицо. Два раза, крест-накрест. И ее глаза… вы же сами видите, что с ними.
– Да уж, она не хотела лежать в гробу красивой.
– Не надо так говорить, она просто несчастная запутавшаяся девочка.
– Девочки – слишком эмоциональные создания, тем более в столь нежном возрасте. Вам бы следовало держать ножи подальше от них.
– Это был не нож. После обстрела у нас пострадало множество стекол, не везде успели быстро убрать осколки. Она использовала один из них.
– Человек – на редкость изобретательное существо. А уж в способах лишить жизни себя или другого ему точно нет равных.
– Значит, поправить это не получится?
– Боюсь, такое лицо красивым уже никто не сделает. Разве что какую-нибудь хитрую маску придумать, нарисовать все заново на гриме, в общем – что-то в этом роде. Но это просто рассуждения несведущего человека, такое не по моей части. Ищите гримера или людей, занимавшихся ритуальными услугами.
– Понимаю, вы работаете только с живыми…
– Вот именно.
– В таком случае не будем тянуть время, приступайте.
– Лучше прямо сейчас установить капельницу, нет разницы, под какими веществами она будет находиться при старте работы.
– Я вам помогу.
– Вы знакомы с медицинским делом?
– Мы тут все много с чем знакомы.
– Интересная у вас здесь работа.
– Обычно она куда скучнее.
