– Да откуда мне было знать? Тревожная кнопка дважды сработала. Подумаешь, вырубили чуть-чуть, через пару дней оклемаются, – примирительно ответил Чех.
– Чуть? Да ваш отмороженный Свищ ногами его пинал, пока не оттащили.
– Видел, – с грустью в голосе подтвердил Чех. – С ним вопрос решим! – а затем громко. – Свищ, тебя предупреждали!?
– Да ладно тебе, Чех, чо с ним будет-то? Ну, перестарался малость, с кем не бывает? Иммунный же, до свадьбы заживёт! – голос у этого Свища был молодой, нагловатый и с лёгким оттенком гнили. Приходилось с такими встречаться.
– Закрой рот, на базе решим, – безапелляционно заявил Чех.
– Кажись второй очухался, – встрял мягкий вкрадчивый голос. – Виду только не подаёт, хитрый!
– Всё уже, Кнут, не притворяйся, у хомяка зачатки знахаря есть, – это уже Фавн.
Я открыл глаза, сел и облокотился на колесо Уаза.
– Дайте ему живца!
Кто-то схватил меня за плечо, предостерегая от падения и сунул в руку бутылку. Сделав несколько больших глотков, я наконец рассмотрел своих пленителей.
В метре от меня стоял крепкий бородатый мужик лет тридцати пяти, взгляд властный, твёрдый, но не злой, видимо Чех. Сосед справа совсем уж с ним не смотрелся, тщедушный с субтильными ручками, большой щекастой головой и хитрющими глазами.
По всему периметру, стояли бойцы с автоматами, десятка полтора, может два. Чуть в стороне виновато мялся Фавн, на своих двоих мялся, говнюк. А вот слева стоял тот самый, не с кем его не спутаешь. Такие обычно при сильных ходят и во всём тем подпевают, а в одиночку, ведут себя тише воды и ниже травы. Вот только силу он недавно приобрёл и теперь ей упивался. Широко расставленные ноги, грудь колесом, взгляд наглый, глазки, однако, бегают. Этакая пантера с заячьей душонкой.
Апостол сидел в двух метрах, как и я, прислонившись к колесу, правый глаз заплыл, на бороде подсыхала кровь. Меня накрыл гнев.
– Где ребёнок? – спокойно спросил я, ни к кому конкретно не обращаясь.
– За неё не переживай, медсестричка наша занимается, – ответил Чех. – Не обессудь, парень, накладка вышла, не хотели мы так, – с виной в голосе, но не перебарщивая, продолжил он. – Нам нужно знать всё, что связано с Хромом, боевой товарищ, знаешь ли.
– Понимаю... а мне нужно поговорить вон с тем телом, – с этими словами, я поднялся и уставился на Свища. Глядя на покачивающегося меня, тот осклабился.
– Э, нет, так дело не пойдёт, мы не шпана уличная, а боевое подразделение, – отчеканил Чех.
– Неужели? – ухмыльнувшись, я потёр окровавленную челюсть.
Глаза Чеха излучали упрямство и что-то ещё, похоже тот напряжённо думал, а раз так.
– Да, ладно тебе, командир, он крут, а я свежак, который ищет справедливости, может хоть по морде разок зацеплю, и то радость. Думаю, он и сам не против, так ведь, Дрищ? – последние слова, я сказал громко, но вовсе не для Свища, который сделался красным, как рак, и подёргивался, а для остальных зрителей, развлечение же, вон как уши навострили.
Зачем я это делал? А хрен его знает, может упрямство или дурость. План-то, конечно, был, он придумывался по ходу монолога. Самый сильный удар от Свища, я получил армейским ботинком, а остальные так себе, чуть сильнее затрещины, моя битая во многих потасовках рожа достойна большего, слабак он короче.
– Командир! – к нам приблизился боец ростом за два метра и выглядел он вовсе не длинным, а скорее монолитным, руки как мои ноги, могучий торс, а морда будто из камня выточена. Илья Муромец в камуфляже. – Пусть подерутся, а мы порадуемся, страсть как душа праздника просит.
