– А как вы вообще сюда попали? – прервала полет его фантазии Ника.
– Попал я сюда лет пять назад, – начал Крестный. – Я в той жизни работал геологом. Идем, значит, с группой, нас тогда 15 человек было. Зашли в шахту старой алмазной выработки, представляете, каково было наше удивление, когда пещера сменилась канализацией. Мы, конечно, привал сделали, давай догадки строить, связь еще пропала, мы группу из трех человек назад выслали.
Они вернулись и говорят: тупик там. Начальник экспедиции, Василий Иванович, конечно не поверил. Пошли всей группой назад – и точно тупик. Бабы у нас сразу в слезы. Василий Иванович это дело здорово не любил и как пощечину одной залепит, так все стихли. Пошли, значит, вперед, канализация кончилась, начался туннель метро. Народ уже из сил выбился, да и нездоровилось многим. Мы решили, что это из-за недостатка кислорода, сделали привал.
Тогда-то первый раз на зараженного и наткнулись, вышел к нам простой мужик в спецовке, мы подумали пьяный. Василий Иванович хотел у него спросить, где мы очутились, а тот, естественно, ему в глотку вцепился, а у нас из оружия только ножи да сигнальные ракеты.
Ну, мы с мужиками всем миром накинулись на этого работягу, заломали его, держим. А я смотрю, глаза нечеловеческие, ну не может быть у нормального, живого человека такого взгляда. Я не выдержал, ткнул ему ножом под ребро. А ему хоть бы хрен. Я в сердце его – он ноль внимания. Ну, тогда я ему висок пробил. Иваныча мы просто курткой накрыли.
И дальше бы не пошли, если б радиостанция радиообмен не уловила. Так и двигались, пока не наткнулись на раскуроченный вагон метро, внутри, правда, людей не было, только следы крови, кишок и кости, горы костей. Нас всех прям там вывернуло. Мы с мужиками какими-то трубами вооружились и вперед подались.
Вышли, можете себе представить, на московскую улицу. После перезагрузки немного времени прошло. Толпы людей бегут от орд зараженных, стрельба, аварии, пожары, крики, стоны, плачущие дети. Бабы у нас в истериках сразу же забились. Как сейчас помню, плакал, когда увидел, как топтун в туристический автобус запрыгивает, на котором у меня брат водителем работает, – голос Крестного заметно дрогнул. – А мы стоим посреди всего этого хаоса, и нас никто не трогает.
Я тогда подумал, может это просто кошмарный сон, иначе как это объяснить. А потом слышу голос справа, тихий такой, спокойный: пойдемте, говорит, нечего вам на это смотреть. Худой мужик, смуглое лицо, черные дреды до плеч, на шее ожерелье, как я потом понял из когтей скре… – он запнулся, а Тафгай подбадривающе махнул:
– Да не боись, мы же в квадрате. Да и от кого они еще узнают, если не от нас.
– В общем, тварь с которой белая жемчужина добывается, называется Скреббер. Это самое страшное существо в Улье.
– Прям, как Волан-де-Морт – тот, кого нельзя называть, – сказала Ника.
– Типа того. В общем, он нам представился Шаманом и повел из города. Никаких тебе перебежек от укрытия к укрытию, просто идет себе. Когда мы кластер покинули, одна из девок наших переродилась, а он дальше чешет. Ну, девка встала и пошла прочь от нас. Как оказалось, он был хигтером. Это иммунные, которым в первые день-два пребывания в Улье удалось проглотить жемчужину. Частенько у них лишь одна способность, но у нее множество граней. Шаман умел делать так, чтоб зараженные его не замечали, в тот день он всех нас накрыл своей аурой. Про него поговаривали, что он дитя Стикса.
