Спрашивать, где Анваровна успела познакомиться с Мальвиной, я благоразумно не стал, иначе у графини резонно мог бы появиться аналогичный вопрос и ко мне.
– Боюсь, юноша, дела академии вас пока касаться не должны, – вместо Анваровны отреагировал расположившийся рядом с водителем Авессалом. – Радуйтесь, что живы. И что ни я, ни многоуважаемая Ольга Анваровна не станем докладывать ректору о вашей несанкционированной и возмутительной вылазке в обход прямого запрета. Однако замечу, что в случае ещё одного такого… побега или же попытки сунуть свой нос, куда не просят, я буду вынужден пойти на меры, которые вам категорически не понравятся, но позволят сохранить спокойствие академии и её студентов. И, кстати, имейте в виду – отчисление из академии никак не избавит вас от необходимости оплатить обучение. Ту его часть, что вы успели получить…
Я выслушал этот выспренный монолог, стиснув зубы и представляя, как собственными лапищами рву преподавателя арктефакторики на кровавые полосы. Нет, это же надо такое заявить – «спокойствие академии и её студентов». Вот прямо интересно даже, о каком спокойствии вообще можно говорить, если за пару месяцев уже три студента погибли. Щегла замолчать не удалось, и то исключительно потому, что тогда мы с Аней ходили в рейды вполне легально и просто привезли его тело в Замок. Но теперь-то он как собирался объяснить, куда делись Кекс и Катетер (тела которых, кстати, так и остались на крестах)?
В любом случае, заявление Авессалома выглядело, мягко говоря… мерзко. И оставляло, помимо желания двинуть кулаком по его самодовольной роже, ощущение липкой брезгливости.
Графиня, продолжая обнимать взахлёб ревущую Лакшери, подняла взгляд на Авессалома. Потом перевела его на меня. Словно бы случайно поднесла к губам палец и едва слышно прошептала:
– Потом…
Перед глазами тут же встала та странная сцена, где графиня предстала передо мной с совсем другой своей стороны, а в голове вновь прозвучало её: «Время ещё есть». Чертовщина какая-то! Явно что-то не чисто с этой академией и её преподами.
Дальше поехали молча. Боец Ордена, сидевший за рулём, в принципе не считал нужным вступать в наши разговоры. Остальные, за исключением Авессалома Валерьевича, чувствовали себя так, словно сидели не на мягких сиденьях, на битом стекле.
Вскоре меня, Аню и слегка успокоившуюся Лакшери высадили неподалёку от того самого прохода, которым мы выбрались из Замка.
– Запомните, – напутствовала нас Ольга Анваровна. – Никому не попадитесь на глаза. Просто вернитесь в свои комнаты и сделайте вид, что ничего не было. Вы никуда не сбегали, ни в каких боях не участвовали. Придумайте какую-нибудь общую версию. Если вдруг к вам возникнут вопросы, придерживайтесь её. Кель… Авессалом Валерьевич…
С этими словами графиня покосилась на тихо урчащий движком джип:
– Авессалом Валерьевич, как вам известно, ментат. Если вас заподозрят, то отправят к нему. В этот раз он вас прикроет, если вдруг дойдёт дело до расследования. Но будет лучше, если никто ничего о сегодняшней ночи не узнает. Лучше для всех, а не только для вас.
– Сп-пасиб-бо, Ол-ленька Анв-варовна, – ещё немного всхлипывая, пробормотала Лакшери. – Простите, я п-правда д-думал-ла, ч-что всё пол-лучится…
– Ты сделала, что было в твоих силах, – графиня протянула руку и потрепала Лакшери по плечу. – И молодец, что не побоялась связаться со мной. Я в тебе не ошиблась.
