Через несколько минут мне уже транслировали картинку с камеры боевого скафа. Глазами штурмовика я видел изуродованный корпус, сожжённую вместе с десантом богомолов командную рубку и вывернутые прямыми попаданиями дыры, ранее бывшие ангарами для кораблей. Боец закрепился на броне и смотрел вперёд, вдоль разгонной шахты. Я очень осторожно подавал питание на маневровые двигатели. Ещё ни разу в истории космофлота корабли подобного класса не управлялись прямыми переключателями на глаз, через сидящего на броне парня. Энергии было полно, реакторы, размещённые в глубине корпуса, исправно давали мощность, а системы накачки наполнялись под максимальные значения. Пожалуй, кроме энергоблоков, сейчас ничего и не работало. Драный корпус, выжженные системы ПКО. Полусумасшедший искин, потерявший 98 % датчиков, выл новорождённым ребёнком. Всюду рвались коммуникации, размораживаемые космическим холодом и перегружаемые бесконтрольно подающейся энергией.
Используя электронику скафандра Улдиса, я как мог навёлся на флот богомолов и дал залп. Никто раньше не давал команды на выстрел сразу трёх разгонных шахт. Удар был столь силён, что вздрогнул весь корабль. Оборудование срывало со станин, дроны катались по проходам, пытаясь цепляться лапами, людей швыряло по сторонам, рвало электропроводку, лампы гасли, экраны вырывало с мясом. В космос уходили три огромных пучка стального мусора. Чего там только не было! Обломки оборудования, детали, разные предметы быта от ложек и ножей до табуреток и открученных со стен откидных столиков. Были ящики с твердосплавными шариками для роторных орудий, разносящие сотни миллионов маленьких, в несколько миллиметров, кусочков смерти; стружка, что насверлили по моей команде ремонтные мехи; даже мебель, куски переборок и медкапсула, которую смогли отодрать в разбитом медблоке.
Всё это разлеталось широким веером. Радиус разлёта был почти в сотую долю градуса. Космический мусор, разогнанный до близкой к световой скорости, обрушился на вышедшую из гиперпространства армаду богомолов, выпустившую к тому времени весь москитный флот и малые корабли. Врага накрыло залпом. Никто раньше не стрелял сразу из трёх разгонных шахт, и линкору не хватило жёсткости корпуса выдержать такую нагрузку. Одну из шахт оторвало и выдвинуло из корпуса, реактор накачки раздавило, его сейчас глушила автоматика, но мусор в сторону врага ушёл полным составом.
Тактический монитор на моём шлеме пестрел сообщениями о поломках, разгерметизациях, было много раненых. И это несмотря на то, что всем был отдан приказ надеть самые прочные костюмы, и те, кто мог, должны были быть в антиперегрузочных креслах. Однако погибших на «Топоре палача» не прибавилось, все пережили эту встряску.
Грозный линкор не зря носил такое имя. Даже будучи истерзанным и почти мёртвым, он снова показал зубы. Нелюди по меркам космоса били в упор. Корабли врага можно было видеть невооружённым взглядом, а вот энергетические щиты развёрнуты не были. Кроме них нет такой силы, которая способна удержать космический мусор, летящий на околосветовой скорости. Обшивка крупных кораблей превратилась в сплошное месиво из разорванных радаров, вывернутых башен ПКО, пластика и живой плоти, а малые корабли вспучивало и разрывало шариками от роторных орудий, стружкой, вилками и открученными сидушками. Целей было слишком много, чтобы их могла уничтожить даже система ПКО флагманов. Каждый из кораблей эскадры нелюдей получил свою порцию, а москитный флот просто перестал существовать. Не осталось ни одного малого или среднего корабля, на котором не было бы серьёзных повреждений.
